Фальшивые червонцы

Водку он допивать не стал, ограничив себя двумя маленькими рюмочками. С чаевыми решил не прибедняться, сунул официанту рублевку. Пусть знает, что и скромно одетые гости бывают при деньгах.

День у него был полностью свободным. Ни к кому из своих подотчетных лиц заходить он не будет. Зачем подставлять под удар славных драгун, миссия на этот раз другая.

Просто требуется убить как-то время до поезда в Москву. Скромно, разумеется, не привлекая к себе чьих-либо взоров. В кино, допустим, сходить на дневной сеанс либо в музей, хотя от экспонатов этих пыльных его всегда тошнит.

Денег, слава богу, хватало. Настоящих, во всех отношениях безопасных. Плотную пачку с червонцами он побережет до Смоленска, начинать не будет. Жалованьишко у корнета небось мизерное, каких-нибудь семьдесят целковых, а в пачке пятьсот десятирублевок, целое состояние по советским понятиям. Небось возрадуется корнет, начнет еще сдуру шиковать.

На Невском он купил у газетчика почтовую открытку и марку.

Послание Анне Александровне Зайцевой сочинял в фойе «Паризианы», дожидаясь первого дневного сеанса, который начинался в одиннадцать часов.

Писалось легко и почему-то усмешливо. По-всякому будут рассматривать его сочинение, а найти ничего не сумеют. Одни лишь горькие жалобы несчастной Сони. Вспомнился вдруг легкомысленный мотивчик, услышанный прошлой зимой в берлинском мюзик-холле: «Соня, ты мой ангел, Соня, ты злодейка...»

Скисло настроение в кино. Крутили откровенную пропагандистскую белиберду. Белогвардейцы изображены пьяницами и насильниками, комиссары сплошь благородные герои, вовремя приходящие на помощь жертвам кровавого террора. И в зале, увы, нескрываемое сочувствие благородным героям. Господа большевики весьма умело гнут свою линию, не считаться с этим фактом глупо.

Хотелось уйти. Подняться с кресла, демонстративно и сердито хлопнуть дверью. Невероятным усилием он приказал себе высидеть всю картину. Смотреть ее в конце концов необязательно. Закрой глаза, расслабься, можешь даже вздремнуть под бойкий аккомпанемент здешнего тапера.

После «Паризианы» дела у него складывались намного веселее и до отъезда в Москву все шло как по маслу. Взял извозчика, смотался на Васильевский остров, затем на Петроградскую сторону и в билетные кассы. Разъезжая по городу просто так, старательно изображал делового человека, занятого командировочными хлопотами. Актерствовать было приятно.

Отобедал он в ресторане Федорова, по соседству с роскошным Елисеевским магазином. Благополучно завершилась и покупка билета на десятичасовой московский поезд. Спальный вагон, нижняя полка, накрахмаленное постельное белье.

Ох уж эти спальные буржуйские вагоны! Надежнее бы ехать по-пролетарски, в сидячем, бесплацкартном, где набито народу как селедок в бочке и отсутствуют соблазны цивилизации. В таком курятнике волей-неволей держишь себя на взводе, не раскисаешь.

Случилось все после Малой Вишеры.

В полночь он вышел из своего купе, направился в туалет и вдруг услышал приглушенный разговор в купе у проводницы. Мужские голоса, властные и напористые, требовательно задавали вопросы, проводница тихо отвечала.

Говорили о пассажирах ее вагона, похоже было, что дали глянуть на какую-то фотографию. После томительной паузы проводница неуверенно сказала, что такого среди пассажиров ее спального вагона вроде бы не было. В первом купе едут военные, во втором... «А вы внимательней смотрите!» — велел нетерпеливый мужской голос, и опять наступила долгая пауза.

Понадобилось всего несколько считанных секунд, чтобы вернуться в свое купе за пиджаком и запереться в уборной. Окошко там открывалось с натугой, прыгать в него слишком опасно: почти наверняка свернешь себе шею. Еще опаснее выйти на площадку, — неизвестно, в какую сторону они вздумают двинуться. Остается стрелять первым. Иначе самого застрелят в сортире.

И тут он опять услышал голоса. За дверью уборной, в узеньком коридорчике.

«Значит, вы уверены, что до Москвы никто у вас не сходит?» — спросили проводницу, а та ответила, что билеты они просматривали, могли лично убедиться. Не сходит никто ни в Бологом, ни в Твери. После этого хлопнула дверь, и мужчины ушли.

Встряска была слишком сильной.

Он вернулся в купе, лег, снова вышел в уборную, стараясь побыстрей совладать с разыгравшимися нервами. Его несомненно ищут! Объяснение провалу найти трудно, но он взят в клещи чекистами, и теперь они идут по следу. В Москве на перроне устроят встречу, сомневаться в этом не приходится.

Где-то была допущена оплошность, и его взяли на прицел. В Ленинграде, конечно, в этом несчастливом городе с вечной слякотью и дождями. Обедал у Федорова, как загулявший купчик, раскатывал на извозчике... Идиот несчастный, тупица!