Фальшивые друзья

Дорогая мамуля!

Спасибо за твое письмо. Конечно, нелегко было тебе услышать о моем аресте и наверняка еще тяжелее узнать, за что меня посадили. Соучастие в убийстве! В убийстве Йорга! Да ведь это же форменная бессмыслица! Не мне убеждать тебя в этом. Ты и сама это понимаешь.

Не придавай болтовне большого значения, пусть в деревне говорят, что хотят. В конце концов дело прояснится. Я пока что и сам не знаю, как все произошло. Поэтому всякие упреки беспочвенны.

Сейчас, когда я пишу это письмо, я подумал, что мне нелегко было бы объяснить тебе случившееся. Сначала надо самому переварить события.

Не сердись, что так мало написал.

Еды у меня тут хватает, честное слово.

С наилучшими пожеланиями

Петер.

Р. S. Видишь ли ты хоть изредка фрау Мантлер? Как ее дела?

— Ты слышал о взрыве бомбы на октябрьском празднике в Мюнхене? — спросил Йорг, сидевший на краешке моей кровати. — Это просто невозможно понять.

— Слышал, что же тут непонятного?

— Ну как же, жертвами взрыва оказались ни в чем не повинные немцы, — продолжал Йорг, не торопясь ответить на мой вопрос. — Почему же организаторы пошли на такую акцию, почему? Открою тебе один секрет, Петер, но это должно остаться между нами. В Майнбуллау находится законсервированная ракетная база американцев, а при ней склад оружия. Там работает один из наших друзей. Это вожак антибольшевистского фронта.

Вскоре после взрыва бомбы в Мюнхене его, к сожалению, уволили, но он еще раньше позаботился достать ключи от одного из оружейных складов. Петер, дружище, чего только не натащили мы оттуда! Можно вооружить целую дивизию. Иногда попадались даже осколочные ручные гранаты. Но для чего все это оружие? Понимаешь, Петер, я хочу, чтобы оно использовалось в честном бою. Против всех этих разложившихся дерьмовых партий, против наплыва в страну иностранцев, против наших собственных государственных бонз и против всей еврейско-большевистской нечисти.

«Ты действительно считаешь, что со всем этим надо бороться?» — хотел спросить я его, но Йорг был слишком возбужден, чтобы понять мой вопрос.

— А теперь этот инцидент на октябрьском празднике, — продолжал он. — Ты знаешь, кто едва не оказался среди жертв взрыва? Мои родители! Ты удивлен, да? Незадолго до взрыва, всего за двадцать минут, они сидели на том самом месте, где взорвалась бомба. Они давно мечтали хоть разок побывать на этом празднике. И в этом году их мечта наконец сбылась. Представь себе, что этим свиньям удалось бы сделать моих стариков покойниками! Разве для этого мы добывали оружие? Винтерфельд поддерживает тесные связи с Гофманом и его военно-спортивной группой. А если бы меня послали проводить мюнхенскую операцию? Я бы стал убийцей собственных родителей. Нет, Петер, это не что иное, как предательство интересов национального движения.

— Я все еще не совсем понимаю тебя, — ответил я, потому что действительно не мог до конца понять, что он за человек.

* * *

9 октября я был назначен КУ — кандидатом на унтер-офицерское звание. Винтерфельд заявил, что мне следует прилежно учиться, чтобы стать впоследствии его заместителем и хорошим командиром отделения. Если бы я хотел остаться независимым, мне надо было отказаться от КУ. Но тогда мне был бы заказан доступ к ефрейторским лычкам. А ведь звание ефрейтора для меня, Петера Крайеса, было бы шагом вверх по лестнице жизни.

Мне не очень импонировало то обстоятельство, что с новым положением оказались связаны и новые обязанности. В казарме постоянно должны были находиться заместители дежурного. Только что назначенные КУ отлично подходили для этой роли. Во второй роте в четверг сразу шестеро стали КУ, среди них был и я, ефрейтор Крайес. Мне пришлось в конце следующей недели, когда другие развлекались, взять под свое командование второй наряд из десяти солдат, разводить их по постам, раздавать оружие (конечно, заряженное), устраивать поверку личного состава, выставлять дежурных у гарнизонных ворот, дожидаться, когда дежурный офицер приведет смену мне самому. Словом, целые сутки я был задействован сполна, а это, согласитесь, очень нервирует.