14.00 — постановка задач караулам. Дело довольно рутинное: напомнить об обязанностях, о запрещении принимать алкоголь и о многом другом. Но у меня даже в груди заболело, когда офицер начал перечислять мои собственные обязанности. Коллега унтер-офицер из третьей роты воспринял всю эту «молитву» спокойно, значит, и мне беспокоиться особенно не о чем. Слава богу!
16.00 — проверка готовности перед сменой караулов. Пароль на следующие сутки: «Дикая утка». Ничего себе! Звучит. Я получил, и это наполнило меня новыми ощущениями, серебряный аксельбант и заряженный пистолет. Когда у тебя на боку пистолет, чувствуешь себя увереннее и смелее. Сначала я проверил магазин, пересчитал, все ли патроны на месте. Тем временем унтер-офицер назначил патрули, определил их маршруты. Дальше все пошло довольно спокойно. Часовые у ворот стояли на своем посту, патруль отправился обходить окрестности, остальные засели в караулке дремать или играть в карты. Сам я занял место за столом дежурного. Что-то будет дальше? Но ничего не было. В этот субботний вечер никто не являлся в расположение гарнизона, никто не собирался уходить.
Дежурный унтер-офицер пошарил в ящике стола под книгой дежурств, вытащил стопку журналов с непристойными картинками. Недовольный, принялся чертыхаться:
— Что за дрянь! Все то же самое, что и прошлый месяц. Хоть бы что-нибудь свеженькое добавили! — Поразмышляв некоторое время, он принял решение. — Слушай, Крайес, — заявил он мне, — съезжу-ка я в Эльберфельд, может, привезу оттуда что-нибудь новенькое.
Я от удивления выпучил глаза, но он только ухмыльнулся:
— Не бойся, ничего не случится. В этом нашем бедламе вообще ничего никогда не случается. Караулы разведены, патрули назначены. Если явится дежурный офицер, отдашь рапорт и скажешь, что я пошел проверять патрульных. О'кей? — Уходя, он снял повязку дежурного и пистолет, запер их в шкафу. — Ну, пока.
Мне стало немного не по себе.
Но происшествий и в самом деле никаких не было. Спустя три часа он явился в отличном настроении, как видно, приняв несколько рюмок.
— Понимаешь, встретил одного приятеля, — сообщил он мне. — Ты, конечно, на меня не в обиде? Ну, всякое бывает. Вот, любуйся, принес для пополнения запасов. — Он икнул и бросил на стол дежурного пачку «веселеньких» журналов. — Знаешь, Крайес, я, пожалуй, часок посплю, — заявил он. — В таком состоянии, в каком я сейчас, на службе от меня толку мало. Если что случится, разбудишь…
Конечно, ничего не случилось, будить его не пришлось. Так унтер-офицер и проспал всю ночь. Ну а я все равно в свое первое дежурство не смог закрыть глаза — даже на минутку.
К утренней шестичасовой поверке я разбудил его. Он посмотрел на часы с некоторым удивлением и заявил:
— Похвальное усердие с вашей стороны, Крайес. А теперь ложитесь-ка отдохнуть. — И со спокойной совестью занялся поверкой.
Завтракать не хотелось, и я завалился спать на гауптвахте, где было тихо и спокойно. Смешное дело, конечно, сон в кутузке, но дверь там закрывалась и изнутри, так что проблем не было.
Я и часа, вероятно, не поспал, как дежурный унтер-офицер разбудил меня, тряся за плечо.
— Ты свое отсидел, старик, — сказал он. — Тут тебе замена появилась.
— Что еще за замена? Откуда?
— Давай, давай, освобождай кроватку — настоящий арестант ждет.
Я быстро натянул сапоги. Арестант? Да еще настоящий? На такое стоило посмотреть.
Выбравшись из арестантской в дежурку, я был разочарован. Перед унтер-офицером стоял бородатый ефрейтор, среднего роста, без поясного ремня, без сапог. Как раз составлялся протокол об изъятых у него ценных вещах. «Парень вовсе не выглядит как злодей-нарушитель, — подумал я. — Скорее его можно назвать симпатягой. Что же он натворил?» Но спросить было неудобно.
Только после того как ефрейтора Хонштайна отвели в камеру, я поинтересовался, не сдержав любопытства:
— В чем его вина и на сколько парня посадили?
— Он из другого гарнизона, — равнодушно пояснил унтер-офицер. — У них там не хватает места на гауптвахте, вот и отправили его сюда. Этот гусь из левых. Участвует, не снимая военной формы, в политических демонстрациях, собирает подписи. Его уже один раз предупреждали, но он не понял. А раз не понял, должен испытать на собственной шкуре. У нас он просидит 18 дней. Так что пожелаем ему приятного времяпрепровождения.
— Как, его посадили всего-навсего за это?
— Что значит «всего-навсего за это»? Ты считаешь, что он действовал правильно? Тогда можешь попроситься к нему в арестантскую, будете вместе валяться на одних нарах. По закону о воинской службе военнослужащим запрещено участвовать в политических мероприятиях, если они одеты в форму бундесвера. Сказано ясно, и на том конец. Хонштайну все это было отлично известно. Ведь одээсовцы всегда все знают. Но он своими действиями хотел спровоцировать других, сыграть роль мученика. Теперь у него для этой роли времени будет предостаточно.
«Стало быть, парень из ОДС — Объединения демократически настроенных солдат, — размышлял я. — А теперь оказался в кутузке. С Вилли может произойти то же самое. Но почему такое строгое наказание?»