Нет, но раз она отдала всех своих пленников... и пленниц... может быть, в ее настоящей, натуральной жизни намечается какой-то перелом? Какое-то изменение? Какое именно? И кто виновник? Вот чем плохо без обратной связи — как говорится, ни писем не напишет, и вряд ли позвонит... Нет связи между нашими мирами, а если есть — то только односторонняя. Кто виноват? — сакраментальный вопрос. Неужели... я? Что я... он сделал не так?
Я почувствовал, как у меня холодеет под ложечкой и душа уходит в пятки. И хотя мне здешнему ничего с этой стороны не грозило, было жалко меня настоящего.
Потому она и бросила все испытания? Но что же произошло там... наверху? Или внизу? Чем является виртуальный мир по отношению к реальному — отражением или моделью? Отпечаток ли он, слепок с реального или же идеализация?
Пламя бушевало вокруг меня, и я подумал, что теперь-то знаю, как чувствует себя песчинка в топке котла. Не частичка топлива, не молекула кислорода — им предстоят превращения, — а обычная песчинка, которая случайно залетела — с углем или воздухом — и теперь наблюдает буйство стихий, ее непосредственным образом не касающихся и к ней не относящихся.
Цвет трубы впереди медленно стал меняться. Посветлело. Темно-красные тона размывались, постепенно уступая место оранжевым, лимонно-желтым и... вновь темнея. Не изогнулась ли труба и не ушла ли опять в глубь пламени? А может, изогнулось само огненное море? Образовался на нем, скажем, какой-нибудь огненный залив...
Но нет, цвет потемнения не был красным, скорее... зеленым! Изменился цвет пламени? В нем появились соли меди?
Но такое предположение было более невероятным (хотя и возможным), чем то, что наши страхи наконец-то заканчиваются!
И —точно! —скоро под ногами зазеленела трава, по бокам появились кусты и деревья, мутно проглядывающие сквозь пелену силовой трубы, а она все некончалась.
Мда-а-а, стоило, наверное, оторвать от нее кусочек, приберечь на будущее. Но кто знал, что море окажется таким нешироким — по моим прикидкам, не более полукилометра. И сколько теперь придется идти по трубе? А вдруг мы вообще протопаем мимо цели? Или придем прямо в пасть к дракону?
Справа выдвинулась какая-то большая темная масса, полоснула по тоннелю громадными клыками и с воем удалилась. Один клык, медленно соскальзывая по трубе, окрашивал ее в слаборозовый цвет.
Зря я боялся прыгать, выражая свой восторг.
— Однако! — произнес сэр Жеральд. — Может быть, хорошо, что труба еще не кончилась?
Но появился и выход — заблестел яркой точкой солнечного света.
На всякий случай я обнажил меч, остановившись перед выходом — краем трубы, упирающимся в зелень травы: вдруг да бродят посреди этакой красоты саблезубые собратья напавшего на трубу? — и шагнул вперед.
Малыш приветствовал траву тихим ржанием, погрузил в нее свою морду, выхватил здоровенный клок и начал жевать.
Значит, монстров поблизости не было.
Юнис и сэр Жеральд, тоже с мечами в руках, потеснив меня, выбрались из трубы, щурясь от яркого света.
Когда глаза немного привыкли к солнцу, мы огляделись по сторонам. И замерли.
ЛОГОВО ДРАКОНА
Прямо перед нами стоял замок дракона.
В этом не имелось ни малейшего сомнения, потому что все — и ворота, и стены, и башни — украшали скульптурные изображения драконов. Я бы даже сказал, обезображения драконов, потому что очень уж те драконы были безобразными. То ли их скульптор испохабил, то ли жизнь их скрутила и измочалила, то ли они родились такими, но смотреть на них было неприятно.
Были ли это статуи предков дракона-владельца замка — от прапрапрапрадедушки и выше, — либо его собственные скульптурные формы, если он страдал, например, ярко выраженной манией величия, мы не знали, а спросить было не у кого.
Но и без скульптурных изображений мы догадались бы, чей это замок, потому что над самыми воротами высился полукруг готических букв: «Логово дракона»!
Написано было по-русски. Во всяком случае, мне так показалось.
Мы переглянулись.
— Пришли! — всхлипнул Юнис.
Я подозрительно посмотрел на него. Что это — страх, сентиментальность? Или просто расчувствовался? Всегда был, словно сжатая пружина, а тут... А может, хуже: влияние замка? Особый рубеж обороны: если все нападающие буду плакать, кто же станет сражаться?
Следовало внести элемент дисциплины — на случай, если дракон захочет неожиданно спикировать на нас.
— Опустить забрала! — скомандовал я.
Юнис подчинился, но неохотно: забрало мешало вытирать слезы. Тогда я решил зайти с другой стороны:
— Что будем делать с трубой? — деловито спросил я. — Может, попытаемся стянуть ее сюда?
— Пусть лежит, — махнул рукой сэр Жеральд, тоже утирая слезу (нет, это явно зловредное влияние замка!), — если мы победим дракона, будем по ней возвращаться, а если он победит нас — она нам больше не понадобится.
Я даже растерялся: бойцы теряют боевой дух, еще не вступив в схватку. И ладно бы я их не знал! Что с ними творится? И вдруг я услышал спокойный голос Юниса:
— К чему такой пессимизм, сэр Жеральд? — Юнис расправил плечи. — Она понадобится нам!