Фальшивый Фауст

— Я импресарио, — подтверждает Кристофер и спешит подать Маргарите шубу, помочь натянуть красные сафьяновые сапожки. Раскосых глаз Зары, ее сверкающих белых зубов он уже не видит (забыл даже проститься, не досказал до конца анекдот, таков уж этот вертопрах!).

На улице морозец, под ногами хрустит снег.

— Поищем такси? — спрашивает Кристофер.

— Нет. Дойдем до озера, — говорит Маргарита. — Мне торопиться некуда.

Они молча пересекают проспект и по узкой тропинке, протоптанной в снегах Межапарка, направляются к сосновому мелколесью. Светлый вечер, иней сверкающей пылью падает с веток и наполняет воздух странным сиянием, повсюду разлит великий белый покой. Маргарит шагает рядом. Кристоферу приходит в голову, что он уже однажды так шли по набережной Даугавы… Только теперь Маргарита прижалась еще ближе: тропинка узкая. Сквозь одежду, сквозь шубу он чувствует ее милое тело, чувствует нечаянное прикосновение плеча, но не осмеливается притянуть ее к себе, Маргарита — недоступна госпожа.

— Вам не холодно, Маргарита? — спрашивает Кристофер. — Помните, как кончилась наша прогулка семь лет назад?

— Вы? Разве мы не были на «ты»?

«Пожалуй, да, — думает Кристофер, — пожалуй, действительно на «ты».

— Да, мне холодно!.. Почему ты не догадываешься меня согреть, жестокий ты человек! — Вдруг она обвивает руками его шею, губы — красные, полные, чуть выпяченные губы ее — приникают к губам юноши и пьют долго-долго, словно голодные, словно хмельные. Кристофер ощущает прохладные влажные щеки, дрожащие ресницы, сбивающиеся из-под шляпы волосы, полные снежной пыли: от них веет свежестью.

— Маргарита! — шепчет Кристофер. — Маргарита!

Тогда она легонько отстраняет его и говорит:

— Не будем терять голову… Я не имею права тебя целовать. Со здоровьем у меня хуже, нежели вы все представляете. Мои легкие — дырявое сито.

— Молчи! Именно поэтому я поцелую тебя, — говорит Кристофер и поднимает ее как ребенка — под мышки, — Вот так!

— В тебе медвежья сила, — смеется Маргарита. — Ах ты медвежье ухо, я люблю тебя, хотя мне и не следовало бы это говорить, — ты моложе меня на шесть-семь лет. Не возражай! Женщины, как только состарятся, влюбляются в мальчишек, это древняя истина.

— Но я люблю тебя давным-давно… Тебе доставляло удовольствие унижать меня, доводить до отчаяния, — говорит Кристофер.

— А тебе — не обращать на меня внимания и презирать. Что ты сегодня нашептывал этой черноволосой скрипачке, над чем она так хохотала? Не надо мной ли? Над моими старомодными виршами? Ты думаешь, я не видела, как все они были разочарованы. Ты тоже?

— Я сказал Заре, что ты стала правдива, лишь когда начала читать свои стихи. Все остальное время ты играла, чтобы сделать мне больно.

— Ты так и сказал ей? — спрашивает Маргарита.

— Нет, только думал. Сказал бы, если б никого не было рядом.

— Ах ты лопоухий! — говорит Маргарита. Как котенок лапой, ударяет Кристофера рукавичкой по щеке. — Я знала, что ты будешь в салоне, иначе не пошла бы. Но то, что ты играл, меня убило… Ригдон Вильяма Бёрда, право, не заслужил, чтобы так над ним издевались, У тебя нет сердца, Кристофер! Это была не музыка, а злой кошмар. Почему ты добиваешься известности внешними трюками, манерностью?

— А серебряный пятилатовик?

— О, я тогда не соображала, что творю. Мне нужно было тебя унизить.

— Какая уж там манерность, то было отчаяние. Я думал, что потерял тебя…

— Да ты меня и не приобрел даже… Я предвижу трудные дни, если мы не возьмемся за ум.

— Маргарита, моя Маргарита! Я не хочу браться за ум.

— Может, продать шубу и пойти в служанки?

— Как ты можешь жить с этим выродком? Его душа и тело собраны из шурупчиков, как у робота.

— Молчи! Трампедах убежден, что я поеду с ним Германию. Но я решила — никогда. Клянусь тебе — никогда!

С закрытыми глазами Маргарита ищет губы Кристофера, целует, тихо повторяя:

— Никогда, никогда… Тебе трудно представить, какими они там стали. Это мой народ, но я его больше узнаю! Человеконенавистники, предатели — трудно описать, что я видела, что испытала. Уриан-Аурехан развратил всех, и Яниса Вридрикиса в том числе. Я решила в тот день, когда Трампедах соберется к отъезду, я убегу и спрячусь. Затем вернусь на бульвар Райниса и потребую свою комнату: считаюсь законной женой, у меня ведь должны быть какие-то права, господин импресарио?

— Женой?

— Да. На прошлой неделе я заставила Трампедаха официально зарегистрироваться.

— Маргарита! Значит, пойдешь обратно на бульвар Райниса? Обратно?

— Куда мне еще идти? Он мой благодетель и муж.

— Муж! Про этого мужа я мог бы тебе рассказа такие чудеса…

— Молчи! — говорит Маргарита. — Спи спокойно, буду думать о тебе. Янис Вридрикис целыми днями работает в своем кабинете, там и ночует. Я принадлежу тебе, лопоухий!

Кристофер вглядывается в потемневшие глаза госпожи, ему становится бесконечно грустно… Так это и есть то самое счастье?!