Фальшивый Фауст

— Мне когда-то советовали седуксен, — поддерживает Широн, и родственники начинают развивать свою любимую тему о болезнях и лекарствах. Неизвестно, о чем бы они говорили, не будь у них болезней. Наверняка молчали, поскольку общих интересов у них нет. Зиле — археолог, Широн — исследователь древних форм народной музыки. Оба — ученые старой школы, никогда не преступят за рамки своей профессии. Хотя не такие уж они чужие друг другу, если призадуматься. Широн пытается расшифровать элементы музыкальной палеографии, Зиле — черепа и скелеты пещерных жителей. По сути дела, одно и то же занятие.

— Самое важное сейчас — филогенические исследования основных групп животных, — говорит доцент университета Бите своему коллеге Бертульсону. — Другие темы сегодня меня не интересуют.

— А стратиграфическое распространение беспозвоночных? — наполняя рюмочки, встревает в разговор эрудитов Таливалдис. Он всегда появляется там, где грозят возникнуть разногласия. — Как насчет женевера? Или профессора попробуют пунш?

В кабинете Фрейвалдиене объясняет что-то рядом сидящим:

— Цемент? Привозят прямо домой. Деньги не играют никакой роли… Главное, чтобы было… Товарищ Вульфсон думает точно так же.

— Подымем шампанское за здоровье товарища Фрейвалда! — подойдя, говорит Талис. — И за будущую дачу в Гарезере!

Чета Крауклитисов из всего того, о чем за их столиком спорил доктор наук с молодым кандидатом, не поняла ни слова и почувствовала себя неуютно. Крауклитис тщетно проискал водку, в баре остались какие-то опивки. Когда Таливалдис втиснул ему в ладонь стакан с кусочками льда, мебельщик рассудил, что пора смываться. Пошептавшись с женой, пошел к Лиге извиняться, что им нужно домой, потому как заболел ребенок. Талис сердечно пожимал ему руку, сожалел, что гости так скоро уходят, и выразил надежду, что дитя скоро поправится. Лига, в свою очередь, завернула кусок торта для больного чада, и чета мебельщиков по-французски удалилась. Вернувшись обратно в комнату, Талис заметил папу и Ноллендорфа, стоящих посредине кабинета. Ноллендорф держал главного дирижера за пуговку пиджака и, как обычно, донимал наивного музыканта каверзными вопросами.

— Значит, у гениального композитора могут быть и неудавшиеся произведения? Вот так шутка! — удивлялся Ноллендорф.

— Нельзя требовать, чтобы все опусы были на одинаковом уровне. Результат зависит от многих обстоятельств: от вдохновения, от темы, от состояния желудка и кишок, если хотите.

— Но я бы не называл ученого ученым, имей он хоть одно слабое исследование. Видите, сколь велика разница между наукой и искусством.

— Вы, думаю, согласитесь со мной, что Чайковский гениален, — не сдается папа, — тем не менее он самолично уничтожил оперу, которая уже была поставлена. Стало быть, считал ее неудавшейся. За весь свой век я ни разу не слышал «Vittoria» Бетховена, ее нигде не исполняют, потому как общепризнано, что это произведение неудачно. Но разве Бетховен не гений?

— У Дарвина, Павлова, Ковалевского и товарища Бертульсона, — Бертульсон делает глубокий поклон, — нет ни одного не годного научного труда. Ни одного. Они все замечательны!

— Но откуда вы знаете, что они так хороши, если не с чем сравнить? — начинает нести заведомый вздор папа, который уже совсем сбился с толку.

Ситуацию спасает Таливалдис.

— Действительно, если в мире не было бы плохих жен, как мы узнали бы, что есть хорошие?

Всеобщее оживление и смех. Поднимаются бокалы за присутствующих жен. Профессор галантно подходит и чокается с мадам Ноллендорф, она сегодня самая знаменитая гостья. Супруга академика чувствует себя польщенной, она столь же галантно отвечает:

— За отцов, которые вырастили таких славных сыновей.

— Славных, да! — громко поддерживает Домбровскиене. — Верно, что ваш Пич пошел работать каменщиком?

— ?!

Могильная тишина…

Согласно неписаным законам о Пиче в этом доме не говорят. Что Домбровскиене нетактична, знали все, но чтобы так опростоволоситься!.. Наверно, ей самой стало неловко, разинула рот, хотела было что-то добавить, но муж наступил ей на ногу.

— Мда… Не желаете ли посмотреть цветные диапозитивы нашей экспедиции, отснятые этим летом на берегах Байкала? — предлагает Таливалдис, потому что у папы затряслись руки. — Молодые ревнители наук Станислав Юркан, Альгирт Климпа и ваш покорный слуга Таливалдис Широн преодолевают на лодках бушующие пороги: современным ученым обходить пороги некогда. Лига, поищи экран! Запасайтесь едой и питьем и садитесь на пол. Быстро, быстро! Без проволочек, начинается сеанс!

Подушки и тумбы полетели на середину комнаты. Сколько смеху было, пока уселись профессорши, затем профессора, а за ними сбоку примостились кандидаты. И прямо на полу! Вот это размах, это фантазия! Луринь тут же притащил приготовленный Лигой апельсиновый пунш. Наливай всяк жаждущий, утоляйся, не сходя с места. Черт подери! Надо ж такую фантазию иметь!

— Талис всегда умеет организовать что-нибудь занятное, — говорит Ноллендорф. — Вспомните, какой он затеял в «Скутиценах» лыжный карнавал.

— Потрясающий парень!