Фальшивый грош

— Но даже тогда я бы не обратил особого внимания, отметил только — как глупо, таскать с собой такие большие деньги. А почему, все-таки, обратил — оттого, что как раз накануне, когда я уезжал в Аврору по делам, Элинор написала чек на 30 долларов и просила меня по нему получить: у нее нет наличных, а ее всегда ужас берет, если у нее нет при себе денег. В тот же вечер — накануне того дня, когда ее убили — Элинор ездила в гости к Баннигсам — своим друзьям, так что возможности взять в банке эти деньги у нее не было. Да и ни к чему ей.

Он затянулся.

— Откуда же у нее в сумочке очутились деньги? Вопрос ошеломил меня, я был просто физически поражен. Не особо горжусь тем, как поступил, даже и тогда ненавидел себя.

За два месяца до своей гибели Элинор уезжала в Брисбейн на несколько дней. Она регулярно ездила туда, посмотреть интересный спектакль, купить что-то. Да и друзей у нее там было много. Со мной, когда я пишу — компания плохая, так что я всегда понимал ее желание съездить проветриться, да и дольше, чем на три дня, она никогда не уезжала. В тот последний раз она вернулась с прекрасной меховой шубкой, которую, как сказала, купила сама. Объяснила, вроде бы норка, но мне было как-то все равно. Я в мехах не разбираюсь. Однако, шубка была очень красивая и стоила несомненно несколько сотен долларов.

— Ее деньги, — поспешно прибавил Карл, — были, конечно, сугубо ее личным делом, и тратила она их на что хотела, но вообще-то транжирой не была никогда.

И теперь я взял и просмотрел ее чековую книжку, наткнувшись на нее в сумочке. Элинор очень аккуратно сохраняла корешки, и я обнаружил, что расхода на шубку тут не значится. Я старался уговорить себя, что ошибся. Еще раз пролистал корешки, но нет — шубки Элинор не покупала. Объяснение находилось одно.

Вынув трубку изо рта, он погрыз ноготь.

— Элинор всегда любила кокетничать, но я не протестовал, считая, это так — ерунда. Может, я старомоден, но теперь мне стало больно, и, конечно, я разозлился: деньги и шубка — они привели меня в ярость. Отчего-то из-за них ее любовный роман казался мне такой дешевкой.

Я бросился искать ее. И нашел в патио, в садовой качалке, она сидела у самой стены, укрываясь от дождя. В руках Элинор держала бутылку и бокал и была в сильном подпитии. Я потребовал объяснений. Она с жалким достоинством пьяных пробормотала, что я дурак. Я стал ругаться, что напилась. Хорошо помню ее ответ — потому что, если бы выслушал ее, не изображал дурака, то, может, бедняжка и не погибла бы. Она взглянула на меня, на лице у нее было написано презрение и, по-моему, страх, и проговорила несвязно:

«Хотела с тобой посоветоваться, но ты такой чопорный и слишком глуп, не поймешь». Что ж, она была права. Я уехал. Так разозлился, что не мог оставаться дома. Бросился в машину и рванул без оглядки. Очутился на Побережье, неподалеку от того места, где мы были с тобой. Хлестал ливень, но я и внимания не обращал. Вылез, долго бродил по берегу, я знал — мне надо укротить гнев, тогда я снова смогу рассуждать здраво.

Вот так оно все и случилось, Джеки, — закончил он после минутной паузы. — Больше мне ничего неизвестно. Иногда кажется, большего уже и не узнаю.

— Ты говоришь, накануне Элинор ездила к друзьям! А что они рассказывают про ее посещение?

— Их дома не было, и они даже не знали, что она собиралась к ним или что приезжала — если, разумеется, приезжала. Куда-то она ездила. Спать я лег в половине одиннадцатого, она еще не вернулась. Правда, когда я вскоре проснулся, то в полусне видел — свет включен.

— Итак, куда бы она не ездила, — задумчиво произнесла я, — там она получила двести долларов.

— И случилось что-то перепугавшее ее так, что на другой день она напилась: то ли набираясь решимости рассказать мне, то ли, чтобы забыться.

— Но зачем кому-то понадобилось давать ей деньги, а на другой день убивать?

— Представления не имею. Ясно только — это не единственные деньги, полученные Элинор. На банковском счету у нее значатся три депозита, которым нет объяснений — разве только она играла по-крупному в азартные игры и всегда выигрывала… Один вклад на две тысячи, один — на пять и один — на тысячу. В банке сказали, деньги всегда вносила сама Элинор. Наличными. Сначала полиция решила, может, ей давал я. Но нет.

— А каково мнение полиции о деньгах в сумочке?

Карл взглянул растерянно.

— В смысле, — пояснила я, — их заинтересовало, конечно, — откуда такая сумма? Ты ведь ей только тридцать дал?

— Про эти доллары они никак не упомянули.

— Что значит — не упомянули?

Он устало вздохнул.

— Я же не стал посвящать их в свои подозрения об измене Элинор. Я не мог! — резко выкрикнул он, точно я укоряла его. — Все представлялось мне такой грязью. До сегодняшнего дня я вообще никому не говорил про это. А может, из ложной неловкости за Элинор. Сам не пойму. Но — молчал.

— Значит, сказал, что у тебя есть основания подозревать Элинор в неверности, но не объяснил — какие?