Фальсификация исторических источников и конструирование этнократических мифов

Легализация подлога, как правило, близка по времени к моменту его изготовления. Можно даже сказать, что она фактически в большинстве разобранных нами случаев почти одновременна с процессом изготовления подлога, а нередко, как, например, с «Влесовой книгой», параллельна, то есть реально одновременна.

К легализации подлога всегда в той или иной степени бывает причастен его автор. Он может промелькнуть как владелец, первооткрыватель подложного исторического источника, его «случайный» очевидец, успевший скопировать такой «источник», наконец, как простой издатель «открытого памятника» и т. д. Но он, как правило, обозначает своё прямое или косвенное отношение к легализации подлога.

Легализованный подлог в подавляющем большинстве случаев встречает скептическое отношение либо молчаливое неприятие со стороны специалистов.

Практически никогда не удаётся сколько-нибудь корректная проверка камуфляжа подлога — их авторы именно здесь проявляют изобретательность, исключающую возможность установления действительных фактов бытования подлога до его легализации. Легендированный подлог в своей основе, как правило, имеет версию, восходящую к чрезвычайным обстоятельствам, связанным с гибелью «оригинала» подлога во время пожаров, войн, революций, утратой в результате смерти человека, кражи и т. д.

Практически в любом подлоге прослеживается зависимость его содержания от подлинных исторических источников. Хотя авторы фальсификаций способны на самые невероятные, изощрённые и фантастические построения, они, с одной стороны, не могут игнорировать наличие реальных фактов прошлого, а с другой — находятся под их подчас неосознанным воздействием. Например, для большинства подлогов древнерусских исторических источников характерно обязательное использование «Слова о полку Игореве». Руф Иванов при фабрикации «Дневника старицы Марии Одоевской» использовал новгородские летописи, актовый материал. «Дневник Вырубовой» включил фактический материал подлинной переписки царской семьи и т. д.

Фальсификатор всегда стремится по возможности исключить натурно-демонстрационную легализацию подлога, используя её только в случае общественного давления. Например, представление на всеобщее обозрение «Соборного деяния на мниха Мартына Арменина» являлось не чем иным, как вынужденной реакцией властей на требование старообрядцев представить подлинник. Точно так же Миролюбов был вынужден пойти на публикацию «фотостатов» «дощечек Изенбека» как одного из «доказательств» подлинности «Влесовой книги».

Я, пожалуй, на этом закончу, потому что всего у меня 18 признаков определения подлогов. Я хочу только сделать вывод, который, возможно, разочарует собравшихся: фальсификации исторических источников — явление неизбежное, сопровождавшее и сопровождающее человеческую историю. Это, безусловно, порок, нравственный, политический, идеологический. Не имея возможности предотвратить его, можно и нужно бороться с ним как научными, так и правовыми способами. Но лично я, написав две книги по истории подлогов в России и собрав очень большой материал для третьей книги о подлогах источников уже в 1990-е гг. — начале третьего тысячелетия, открыв однажды «Независимую газету» и увидев «Завещание Плеханова», пришёл к выводу, что не стоит тратить время на третью книгу, достаточно ограничиться первыми двумя.

Можно ещё добавить. Я сейчас пишу, вернее, уже написал большую рецензию на книгу Александра Александровича Зимина, посвящённую «Слову о полку Игореве», где попытался свои соображения переложить на «Слово». Эти соображения привели меня к тому, что критерии, используемые мною, на две трети подтверждают, что «Слово» — всё-таки подлинное произведение. Во всяком случае, нс произведение XVIII в. Спасибо, уважаемые коллеги, за внимание.

М. Б. Кизилов: Скажите, а количество — 900 подлогов, — которое вы упомянули, это связано только с историей России, насколько я понимаю?

B. П. Козлов: Да, это подлоги, связанные с историей России, изготовленные как в России, так и вне её. Я хочу сказать, что очень плодотворный период в изготовлении подлогов был во время Гражданской войны, и создавались они очень большим потоком в кругах прежде всего российской эмиграции.

C. О. Шмидт: А пытались вы сравнивать с подлогами в других странах? Насколько их больше, меньше?

В. П. Козлов: Я не знаю. Тут нужно спросить Сергея Михайловича Каштанова. Он все-таки применительно к западной, средневековой Источниковой базе специалист. Я этим не занимался.

В. А. Шнирельман: Не замечаете ли вы какую-нибудь закономерность, какие-то эпохи, которые богаты на подлоги, всплеск, а потом эта деятельность как бы затихает? Волнообразное движение получается у вас или нет?