Фальсификация исторических источников и конструирование этнократических мифов

Рукописей польско-литовских татар довольно много, и хранятся они в разных собраниях мира, от Казани до Великобритании, но датированных нет. Древнейшая датированная — 1631 г. Никаких рукописей исторического содержания, даже кратких записей, от этой традиции не сохранилось, они все религиозного содержания — переводы, комментарии Корана. Язык сочинения, как указывал в своё время Смирнов, также крайне подозрителен. Он совершенно нс совпадает с тем языком, который употребим на территории постзолотоордынских государств, и не отвечает ни османской исторической традиции, ни исторической традиции, сложившейся в то время в Крыму, или известных нам исторических памятников, бытовавших на территории Казани и Касимовского царства.

Кроме того, формы некоторых топонимов, которые упомянуты, подчёркиваю, в оригинальном тексте, а не в переводе, также весьма подозрительны. Присутствуют калькирования славянских топонимов в тюркском тексте. Например, «новогрудок» почему-то переводится как «Енишехир», что правильно, но ни в одном тексте польско-литовских татар того времени такое калькирование не встречалось. Громоздкое сочетание «Курси-йи мемлекет» для обозначения Вильны скорее выдаёт знания хорошо образованного востоковеда своего времени, нежели человека, который действительно писал сочинение в середине XVI в.

Особого внимания заслуживает близость текста Ибрахима Печеви, его знаменитой «Истории», и трактата, который опубликовал Мухлинский. Невозможно предположить, чтобы Ибрахим Печеви, живший, судя по его нисбе, в Пече (Венгрия), был знаком с текстом этого сочинения. По всей видимости, текстологическая взаимосвязь между двумя сочинениями обратная. Интересно, что в библиотеке Мухлинского текст «Истории» Печеви был, он на него неоднократно ссылался. Видимо, тут необходимо искать корень соотношения двух этих текстов. Язык того древнейшего памятника, который дошёл от польско-литовских татар, — это так называемый «Аль-Фуркан Татарский», опубликованный в 2004 г., — совершенно не совпадает с языком «Рисале». Поскольку Мухлинский об этом памятнике не знал, можно сделать осторожный вывод о том, что сочинение было написано не в середине XVI в., а гораздо позже. Наконец, идейная направленность текста сомнений не оставляет. Основная идея и текста, и перевода, несколько более тенденциозного, такова, я процитирую: «Мудрая предусмотрительность литовских государей наделяла татар землями, покровительствовала их вере, в последствие времени сравняла их с туземными дворянами, избавив от всех почти налогов. Для тогдашней современной эпохи это было дело большой смелости и ума высшего, крепкого. Татары же, со своей стороны, умели отплатить за эти благодеяния признательностью и верностью тому краю, в котором они были приняты нс как пленные невольники, а как братья».

Мне представляется, что Мухлинский как ревностный католик и большой патриот Польши много занимался проблемами национальных меньшинств в крае — в частности, в 1851, 1852 и 1856 гг. он по поручению правительства исполнял там функцию инспектора еврейских школ в Минской, Виленской, Ковенской губерниях. В 1860 г. он являлся членом государственной комиссии по делам караимов. Видимо, в его общественной позиции и деятельности по управлению национальными меньшинствами в крае и следует видеть причины создания этого памятника. Он не верил в успех ассимиляционной политики империи по отношению к евреям и предлагал разнообразные проекты религиозного образования. В своих трудах, посвященных татарам, он пытался выразить некий идеал отношений большинства к тому религиозному меньшинству, которое представляли собой польско-литовские татары уже в его время. Постоянно подчёркивал преданность и татарам, и Польше, утрату языка и сохранение религии, которая никогда не конфликтовала с католицизмом. Интересно, что сам «автор» «Рисале» также подчёркивает эту еврейскую тему, говоря о том, что татары, которые верно служат, беднеют, а евреи, которые никогда не были хорошими гражданами, богатеют.

Из этого следует, что трактат в том виде, в котором он был переведён и опубликован Мухлинским, — прекрасный материал, чтобы представить Польшу минувших времён образцом толерантности по сравнению с Московским государством и империей, в которой Мухлинскому приходилось жить.

О. Л. Бессмертнная: Вопрос о соотношении этих двух интересов — к татарам и к евреям. Получается ли, что трактат по сути антисемитский, то есть это некий контраст по отношению к положению еврейского населения? Как вообще соотносятся эти два интереса?

И. В. Зайцев: Ну, об антисемитизме я бы говорить не стал, потому что в тексте, кроме этой ремарки «автора», сетующего на бедность татар, ничего особенного нет.

О. Л. Бессмертнная: Я имела в виду по задачам.

И. В. Зайцев: Если предельно упростить, то в тексте мы видим прекрасный пример того, как готовое вернослужащее меньшинство мирно уживается и пытается идти на некие компромиссы. С другой стороны, еврейская ассимиляция не приносит никаких плодов.