Фам-фаталь из-под Смоленска

– Петр Григорьевич! Да как вы посмели?! Вы пробрались в мои покои, вторглись в мою приватность – вы оскорбили меня!

И сейчас, да, сейчас вы совершенно непозволительно… Совершенно бессовестно…

Но ее спектакль не произвел на него впечатления – все так же сидя на траве и смотря снизу вверх, он с доброй улыбкой покачал головой:

– Не-ет, Софья Михайловна, вы не такая, не изображайте, – тихо проговорил он. – Не делайте так, это, право, не к лицу вам.

– Что?.. – булькнула Соня, в растерянности позабыв о своем возмущении.

Пьер встал, подобрал книгу, протянул ее девушке. Покрывшись румянцем, взглянул на вырез ее платья и тут же отвел взгляд.

– Спрячьте хм… туда, откуда вытащили. После прочтете. Эту переписку следует читать не торопясь, обдумывая и проникая в каждую фразу. Двое возлюбленных, насильственно разлученных глупым, полным предрассудков обществом. Прочтите, если что-то будет непонятно, я готов с вами обсудить… То есть, пояснить…

Софи вдруг поняла, что она наедине с человеком, от которого исходит нечто, заставляющее ее забывать нормы поведения и этикета, все, какие только можно представить. Взяв себя в руки, она грозно взглянула на своего визави:

– Петр Григорьевич, вы… вы смущаете меня. Объяснитесь, кто дал вам право так со мной обходиться? Вы как разбойник среди ночи проникли в мою комнату, боже, вы видели меня…

Каховский замахал руками и ожесточенно затараторил:

– Софья Михайловна, нет-нет, не думайте ничего такого! Я специально не глядел в вашу сторону! Даже зажмурился и потому стукнулся лбом о столб балдахина у вашей… вашей постели. Даю слово чести, я не хотел пугать или смущать вас! Ни в коем случае! Просто, зная вас, я понял, что заинтересовать этой потрясающей книгой смогу лишь подобным образом – тайно подкинув туда, где никто, кроме вас, не сможет ее найти.

– Зная меня? Откуда вы знаете меня, Пьер? Мы с вами общались лишь несколько раз, у вас не было возможности познакомиться и составить хоть какое-то представление на мой счет!

Каховский подошел поближе, нервно сглотнув, взял ее ручку и прижался к ней губами. Сквозь вздохи Софи сумела разобрать шепот:

– Я узнал о вас все, как только увидел… Софья Михайловна, вы – тот человек, который смог изменить меня до неузнаваемости…

Девушка снизу вверх заглянула в его лицо – странно, оно отчего-то было мокрым… От слез?

– Пьер… Вам было больно? – прошептала она. Каховский непонимающе изогнул бровь, девушке пришлось с улыбкой пояснить: – Вы стукнулись лбом… Ну, там, у меня в комнате…

Его лицо расплылось в улыбке, отодвинув прядь черных кудрей, Каховский показал девушке внушительную ссадину на половину лба, поджившую за ночь.

– Боевое ранение в голову – это пустяк, Софья Михайловна. Не сравнить с тем, что переживает мое… сердце. Оно в ваших руках…

Сверху раздался звук сильных хлопающих крыльев и два лебедя спустились на воду, вернув тем самым Софи на землю. Выдернув свои руки из горячих ладоней Пьера, она отвернулась и, как ни в чем не бывало, принялась кидать в воду куски хлеба. С грациозностью, присущей лишь лебедям, птицы подплыли ближе и жадно принялись за трапезу.

– Друг мой, – веселым тоном сказала девушка, – интересно, отчего же я не слышала грохота или хотя бы стука за своей спиной?

– Вероятно, вы были слишком заняты, ведь вы писали. Думаю, это был дневник.

– Это было письмо. Все же вы смотрели на меня, Пьер, коли говорите, что видели, как я пишу.

– Слышал скрип пера. Софья Михайловна, нам нужно возвращаться, скоро будут звать к завтраку. Я провожу вас, а у входа мы сделаем вид, что случайно встретились на утренней прогулке. И еще… Позвольте мне с вами иногда гулять по утрам, мне это необходимо, как… в общем, мне это нужно. Прошу, позвольте. Обещаю, я больше не сделаю ничего, что могло бы скомпрометировать вас!

Они молча пошли по саду, Каховский шел, чуть отстав, и Софи чувствовала на своей шее его пристальный взгляд. Уже перед домом она с улыбкой спросила:

– А откуда вы узнали, где я обычно гуляю?

Пьер расплылся в коварной усмешке. Подкрутив ус, он хохотнул:

– Ничего сложного, я выпытал это у Катерины Петровны. Но не беспокойтесь, она будет нема как рыба.

– Выпытали?! Эта сонная курица хотя бы жива?

– Жива. А то, что вы не слышали ее криков, говорит о моем неоспоримом таланте в этой области.

– Что же вы сделали, чтобы она выдала мой секрет? – расхохоталась Соня.

Каховский не ответил, он улыбнулся, официально поцеловав ей ручку, галантно пропустил вперед. На втором этаже шевельнулась портьера, и мелькнуло встревоженное лицо тетушки.

* * *

До сих пор, все свои двадцать пять лет, Петр Григорьевич считал себя неудачником – с Фортуной он был в разводе. Имея на редкость угрюмый нрав, с людьми он сходился с величайшим трудом, зачастую силой заставляя себя делать так, чтобы понравиться или хотя бы не прослыть в обществе отъявленным мерзавцем.