Фамильное серебро

Единственная отдушина — отпуск. Станция Бологое. Речка Березайка. Мальчишки тут же сообразили: станция Березай, приехали — вылезай! Здесь живут родственники Зои Николаевны. Они-то и снимают заранее какой-нибудь бревенчатый, скрипучий домишко, из окон которого был бы виден лес. Проблема отпуска всегда была почти неразрешимой. Во-первых, летом ему нужно быть «в поле», как геологи привыкли называть свои экспедиции. Во-вторых, нужно быть в поле и Зое Николаевне, ибо она, кандидат геолого-минералогических наук, занимается пластинчато-жаберными моллюсками, а эти окаменелости «водятся» только в горах. Казалось бы, чего лучше: просто нужно вместе выезжать, ан нет. Разные ведомства: он — «производственник», она — сотрудник Института геологии республиканской Академии наук. Да и не в том дело. Он копается в девоне, пусть — в карбоне[6], она же — на несколько этажей выше, в меловых[7] отложениях; их «епархии» разделяют многие миллионы лет стратиграфической[8] шкалы и сотни километров ухабистых, тяжких дорог, накрученных на перевалы и ущелья Памиро-Алая. Когда они оба исчезали, сыновей приходилось «подбрасывать» то в Ташкент, то в Алма-Ату. Можно было бы проводить отпуск и зимой, но не будешь же и зимой оставлять мальчишек! Надо же хоть немного побыть всем вместе. Значит, летом, когда у ребят каникулы, спланировав полевые работы так, чтобы открылось маленькое «окно». Сначала выезжали на Иссык-Куль. Но Иссык-Куль — это все же Тянь-Шань, а надо хоть на несколько дней убедить себя в том, что в мире есть не только горы, не только обнажения и разрезы. И вот речка Березайка. Но почему, недоумевали знакомые, чем оно знаменито, это место, куда там есть сходить, что посмотреть? Да ничем и не знаменито. И слава богу. И нечего там смотреть. И это тоже очень хорошо. Просто речка. Просто лес. Трава. Сосны. Небо. Белые облака. Грибы в лесной прели. Лесная ягода. А потом приехать во Фрунзе и разом, в четыре месяца, написать работу!..

— Но вы, как истый исследователь, не удовлетворились этой охотой на паратураммин, — продолжала зачитывать шуточный адрес Дагмара Максимилиановна, — а с истинно мужской смелостью ринулись в пучины математики и, безошибочно рассчитав свою плавучесть, не утонули в ней… Вам можно сделать лишь одно замечание. Вы упустили из виду одну простую формулу: аш равняется единице, деленной на эр, где аш — высота исследователя, а эр — диаметр фораминифер[9], то есть размеры микропалеонтолога обратно пропорциональны размерам исследуемых раковин.

Все засмеялись, ибо прочли в шутке не только намек на довольно-таки внушительный рост новорожденного доктора, сорокалетнего, в лучшей своей поре человека с жесткой, чуть помеченной сединой шевелюрой над крупным, точного рисунка и лепки лицом, но и на разработанный им математический метод разделения планктонных[10] и бентосных[11] фораминифер, известный теперь под названием «формулы плавучести Пояркова». Засмеялся и Поярков. Его давно забавляло то невольно проскальзывающее в людях замешательство, почему-то смущавшихся при знакомстве тем, что он, такой большой и сильный, возится с такими крошечными, жившими многие миллионы лет назад созданиями, которых только в микроскоп и разглядишь. Наверное, все было бы иначе, изучай он окаменелые остатки мезозойских[12] ящеров, каких-нибудь диплодоков или игуанодонов, для погрузки отдельных костей которых подчас требуется автокран. Да и ему в детстве палеонтолог представлялся именно таким, бесстрашно пробирающимся где-нибудь в пустыне Гоби среди громадных костяков вымерших чудищ… В том доме, где прошло детство, таким экзотическим, полным роскошной р-р-романтики видениям конец приходил быстро, едва они только возникали. Хотя бы потому, что отец был главным геологом треста «Средазцветмет-разведка» и привык ко всему подходить с точки зрения практики и здравого смысла. Владимир Эрастович много разъезжал, сына видел редко, но иногда брал с собой. И тогда Будимир узнавал о том, что значит для поисковика слово «поле», что означают на самом деле такие слова, как «горизонт»[13], «свита»[14], и отчего на геологическом компасе, в отличие от обыкновенного, запад словно по ошибке помечен там, где вообще-то должен быть восток.

Когда Будимиру было три года, семья жила в Хайдаркане, где отец, Владимир Эрастович, по совету научного руководителя Таджикско-Памирской экспедиции Дмитрия Ивановича Щербакова занимался промышленной разведкой месторождения ртутных руд. Дмитрий Иванович не раз бывал у них дома и в свободную минуту с удовольствием развлекал маленького Пояркова, не упустив случая четверть века спустя, весело потребовать отчета, что из парня получилось. Геологи называли Щербакова «крестным отцом Хайдаркана». Что ж, он был «крестным отцом» и для него, Будимира…

Фамильные драгоценности