Читаем Фамильное серебро полностью

Наверное, его просьба была б услышана, будь Поярков поближе к тем, от кого что-либо зависит, будь он немного покладистей и поосторожней на язык. Кому-кому, а врачу несложно добиться расположения к себе, в особенности, врачу модному, имеющему солидную практику. Однако Федор Владимирович не был любимцем публики, особенно именитой, наоборот, он нажил себе немало недоброжелателей своим неумением угождать, лицемерить. Приняв какую-нибудь важную, изнывающую от безделья особу, обнаружившую у себя все мыслимые болезни и недуги, Федор Владимирович после своего ироничного «гм-гм» тут же выписывал «рецепты», ставшие столь известными в Верном: «завести верстак», «побелить потолок». Частной практикой он не занимался. Вне стен военного лазарета появлялся редко. Но он был и добр, и чуток, и эту истинную его доброту прекрасно знала, как засвидетельствовал известный в те годы токмакский учитель Ровнягин, «та природная беднота, которая и днем и ночью шла к Федору Владимировичу со своими болезнями и горем. Вряд ли кто уходил без облегчения и утешения. Ехал народ к Федору Владимировичу и издалека — с болезнями застарелыми. Не стерпит, бывало, Федор Владимирович, начнет крепко бранить какую-нибудь древнюю старушку за то, что она болезнь запустила. А эта древность улыбается умильно и с любовью смотрит на Федора Владимировича, что уж, Федор Владимирович, помоги мне»…

Федору Владимировичу не помог никто. Он скончался вскоре после переезда и Фергану от воспаления легких и одиночества.

«Умер Федор Владимирович! В канцеляриях вычеркнули из списков одно имя», — писалось в листовке, появившейся в Верном в связи с его смертью. «В свое время кончина этого замечательного человека не была отмечена в местной печати», — не смог смолчать Ровнягин, чей некролог в «Семиреченских ведомостях» был опубликован лишь на следующий год. Да и что удивительного? «Характера Федор Владимирович был прямого, лесть ему претили. В наш век, век протекции и заискиваний, прямота характера не могла сделать карьеру Федора Владимировича «блестящей». До последней войны… (речь идет о русско-японской войне) врач Поярков не имел никаких внешних знаков «отличия». Но не важны эти знаки тому, кто нравственное удовлетворение черпает в чувстве исполненного долга и в сумме добра, сделанного человечеству». Дли Ровнягина Поярков был «семидесятник в самом лучшем смысле этого слова», человек, чье народничество «выражалось не в утопических социальных мечтаниях, а в реальном служении народу — делом».

Линия жизни

Сын псаломщика. Всегда казалось, что выражение «беден, как церковная мышь» было впервые сказано именно про его отца, про него самого. По настоянию родителей кончил духовное училище, затем — семинарию. Когда, много лет спустя, дети расспрашивали о бурсе, Отсылал их к Помяловскому: там все точно изображено, так и было! С окончанием семинарии покончил и с послушанием отцу. Денег на дорогу не было, в Москву из-под Воронежа добирался пешком. Жил уроками, умудряясь не только прожить, но и помогать своим, учился на медицинском факультете Московского университета. Студентом в 1877–1878 годах познакомился с театром военных действий русско-турецкой кампании, перенес там тиф. Война эта, проходившая под лозунгом освобождения братьев-болгар, была чрезвычайно популярной среди либерально настроенной русской интеллигенции; участнику тех событий дано было испытать счастливое чувство борца за правое дело, чувство освободителя. Здесь, в Туркестане, все было иначе. И не всегда легче.

13 февраля 1894 года в Пишпеке скончался некий Алексей Михайлович Фетисов, человек одинокий, а по званию — ученый садовник. Кончина его была неожиданной, хотя Фетисов и долго болел. Еще накануне он тихо праздновал свои именины, а уже следующий день стал для него последним. Спустя полгода, в двух номерах «Туркестанских ведомостей» Федор Поярков напечатал пространный очерк о Фетисове, лишь по неопределенности жанра названный некрологом. В самом деле, смерть тут была всего лишь поводом, чтобы рассказать, пораздумать о жизни. И только ли о фетисовской?

Вот две фигуры, живо обрисованные пером Пояркова. Родовитый, энциклопедически образованный, умница и богач полковник Раевский, внук героя 1812 года, искренний, честный, смелый человек. В нем «совмещались черты маркиза Поза и вместе Уриеля Акосты, но, пожалуй, это был и наш несколько только измененный временем и всем нам известный Рудин»… Фейерверк идей, осуществление которых должно было осчастливить мир. Обнаженный нерв справедливости, по каждому поводу вступающий в эффектные, но мало что дающие делу стычки с окружающим обществом, к которому Раевский тем не менее принадлежал. «Мечтатель по характеру и дитя в практической жизни»! А к чему все свелось? Не курил, не пил вина, не бывал на балах и не давал их, одел на свои средства батальон, помогал всем, кто к нему обращался, дерзил, непочтительно отзывался о существующих порядках, о высокопоставленных лицах, нажил много врагов И уехал в Болгарию, где и погиб в сражении на Фюнишских высотах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное