Фамильные ценности

– А как же характер? – наконец пробилась жиденькая громовская колоратура сквозь раскаты Марининого меццо. – Как же бойцовские качества? Должно возникнуть противодействие. Доказать! Настоять на своём! Победить!

– А зачем было говорить девочке: «Мы здесь все фокусники – дрессируем вас, как попугаев»? – не отступала Марина. – Ребёнок понял это буквально!

«Конечно, буквально! – всхлипнула Зоя. – Упрямая грымза… Гениальная старая грымза! Таких гениев, может, вообще нельзя подпускать к детям! Это им… противопоказано!»

– Лично я уверена, что далеко не всех педагогов можно подпускать к детям, – сообщила Марина Львовна. – А что касается вашей так называемой гениальности…

– Да бросьте! – тоненько и пронзительно перебила Громова. – Увидите вот, как она заиграет на публике! Услышите! Ещё спасибо скажете! Да-да!

И для убедительности потрясла маленьким кулачком.

«На какой ещё публике?» – удивилась Зоя и посмотрела на Марину Львовну.

Но та почему-то молча отвернулась.

– А как насчёт Мендельсона? – не теряя времени, перешла в наступление Виктория.

– Мендельсон – да, пожалуй, – с неожиданной готовностью согласилась Марина.

И так же внезапно, как поссорились, наставницы вдруг примирились и затянули в два голоса романс «Не пробуждай воспоминанья…»

Зое же не оставалось ничего другого, кроме как подыграть. Получалось слабенько: половину аккордов она, конечно, успела забыть – с четвёртого-то курса, с выпускного! – да и вокалистки то и дело расходились в партиях. Зоя разрывалась, поддерживая то одну, то вторую, но в конце концов Марина Львовна всё-таки рассвирепела и, рявкнув: «Что за гадость!» – захлопнула крышку пианино. Зоя еле успела убрать руки…

И тут же проснулась.

– Что за гадость! – ещё раз фыркнул сынок, поднял с пола бутылку и сунул в мусорное ведро. – Есть же приличные вина: «Саперави» или, там, «Мукузани»!

– А ты… откуда знаешь? – с испугом спросила Зоя и не узнала своего голоса.

Пашка посмотрел на неё с терпеливым презрением и распорядился:

– Шла бы ты, мам, уже спать по-человечески! В комнату!

Оказалось, она уснула прямо за столом. В КУХНЕ!

Хватаясь за стол, она поднялась на неверные ноги и двинулась в коридор. И, добредя до комнаты, во все глаза уставилась на пианино.

Его крышка была открыта…

Глава 22

С некоторых пор Тонечка Федченко перестала учиться решительно и демонстративно.

Из урока в урок она приносила шестнадцать тактов пятой бетховенской сонаты и заплетающийся «Май» Чайковского. Было очевидно, что девица являлась в класс с одной-единственной целью – вывести Зою из себя. Выслушивая нотации, упрёки и гневные монологи, она протяжно вздыхала, уставившись в окно. В ясных светлых глазах отражались облака. Зоя сжимала губы и стискивала руки. Она сдерживалась из последних сил.

– Да эта ж твоя фифа влюбилась! – определила Эльвира, подметив однажды, как Тонечка взбивает кудри перед зеркалом в туалете. – Теперь прощай учёба – играй гормон!

И действительно, через пару дней по дороге на работу Зоя увидела знакомое сиреневое пальтишко в блестящих заклёпках рядом с чёрным пуховиком. Это были Тоня Федченко и её избранник. Они шли навстречу из школы, держась за руки, и лица у них были такие, какими бывают только лица влюбленных детей в пятнадцать лет. Когда они ещё ничего не соображают в жизни и так и рвутся расшибить лоб о самые острые её углы.

В одно мгновение стало ясно, что этот ребёнок совершенно не собирался злить Зою. Девочка просто не замечала её, как не замечала и всего остального населения земного шара.

Зоя отвернулась. Смотреть на них было нестерпимо. Мысли сразу запрыгали в двух направлениях. Одна – в направлении Пашки: что, если и он вот так же… с кем-то за ручку? Мысль была новая, диковинная и не особо приятная. Нахмурившись, Зоя отложила её на потом. Но вторая… на эту вторую она мгновенно кинулась коршуном и затолкала в самый что ни на есть глухой чулан сознания. Вместе с голубыми джинсами, розовой курткой и знакомой рукой, так по-хозяйски эту куртку обхватившей. Не нужны ей были такие мысли по дороге на работу, да и с работы тоже, ни при какой погоде не нужны!

Впрочем, отвлечься удалось без особого труда. В школе не то разгорался, не то затухал, судя по доносящимся до крыльца звукам, грандиозный скандал. Причём эпицентр его располагался сразу же за стеклянной дверью фойе – практически на глазах ожидающих мамаш и бабушек.

– Ну, я ещё понимаю – Зойка! Её кормить некому! – зычно воскликнула Анна Павловна, едва Зоя переступила порог этой двери, и простёрла в её сторону пухлую руку.

Несколько лиц повернулись вслед за рукой и сочувственно закивали. Мамаши и бабушки вытянули шеи. Зоя машинально попятилась.