Фамильные ценности

На кладбище ветер рассвирепел окончательно. Выходили из автобуса и шли к могиле, пригибаясь, пряча лица и хватаясь друг за друга. И среди этого ненастья в поредевшей, но всё ещё многочисленной толпе незаметно произошло какое-то объединение, и многие стали говорить погромче, в полный голос, и даже кричать, перекрывая посвист ветра и как бы обращаясь ко всем сразу. До Зои доносились отрывочные фразы:

– …Ей ведь хуже стало, вот именно когда взялась набирать сборник молодых поэтов. Поэтов, говорю! И абсолютно бесплатно! В своём духе… Вот скажи, зачем оно ей надо было? По несколько часов в день! Молодых… и причём не поэтов даже, а графоманов сплошных! Вот честное слово, Олег Николаевич говорил!

– Да ты что!

– Ну говорил же, я сама слышала – сплошные гра-фо-ма-ны!

– …Моя мать к ней за всеми советами обращалась. Просто смешно уже: как печень заболит, или суставы на погоду, или радикулит – она первым делом Насте звонит! Я ей говорю: мам, человек же не врач, сама больная, что ты её беспокоишь? А она: да мне один голосок её помогает!

– …И веришь, она мне ещё и подарки делала! То духи, то браслет оздоровительный, от давления. Нет, ты только вдумайся: она – мне!

– Да? А я, знаешь, не удивляюсь. Она такая была.

И вдруг от этих слов будто ясный луч пробился перед Зоей и упёрся в землю, и в этом луче нарисовался тонкий силуэт Насти.

Она была – такая!

Такая, что бесплатно набирала сборники молодых поэтов, и дарила подругам подарки, и приглашала к себе друзей детства и дальних родственниц, и художники рисовали её портреты, и мужчины готовы были носить её на руках, а сама она готова была заменить Зое любимую подругу детства Машку!

И загадочное чувство шевельнулось на самом дне души Зои…

Нет, конечно, то была не ревность. И уж само собой разумеется, не зависть.

То была, пожалуй… обида.

Да-да, вот именно – обида.

Оказывается, Настя скрыла, не поделилась главным своим секретом – как ЭТО ВСЁ у неё получалось? Скрыла и вот теперь – ушла! Ушла насовсем! И, может быть, занимается сейчас делами не менее важными, чем здешние земные… потому что – она ТАКАЯ! Прищурившись, Зоя посмотрела в серое небо. Вокруг говорили о Насте, всхлипывали, кто-то плакал навзрыд. А Зоя с сухими глазами мучилась новой мыслью: что, если это сама она пропустила какой-то Настин знак? Не придала значения каким-то важным словам? Не поняла намёка, как можно, как нужно жить по-настоящему?

Или же она встретила Настю СЛИШКОМ ПОЗДНО? Когда всё в жизни уже решено и менять что-то слишком поздно?

Дальше зачем-то вспомнился Толик… с ЭТОЙ своей… молодой, розовощёкой, подходящей по возрасту в дочки… Выходит, ему – не поздно? Ему – всё сначала, пожалуйста, на здоровье? Первые взгляды, слова, касания руки… И всё как в той, первой юности?

Но в этот раз – здесь, у гроба Насти – воспоминания не ужалили её в самое сердце. И впервые боль их показалась НЕ СМЕРТЕЛЬНОЙ. Зоя рассматривала ИХ боязливо, но отстранённо, словно сквозь пелену уже долгих прошедших лет, или немереное расстояние, с которого едва угадываются крохотные силуэты. Что-то внутри неё разжималось, что-то отпускало её… А она отпускала – ИХ. Или этот ледяной ветер заморозил её чувства? Или…

От новой догадки она замерла.

«Настя! Так это… ты? Так это и есть – тот самый знак?!»

– Прощайтесь, – скучно сказал мужичок с лопатой. И ещё трое с лопатами подошли поближе к могиле.

И тут она наконец УЗНАЛА лицо Насти – в гробу. И из глаз её потоком хлынули слёзы.

Глава 27

В это утро Зою разбудил ритм. Сначала он приснился ей: чёткий, энергичный, словно стук тугого резинового мяча – тумс! тумс! тумс! тумс! Под этот ритм легко было проснуться и распахнуть глаза. Легко было одним прыжком, как когда-то в незапамятные времена, соскочить с кровати, чувствуя готовность послушного тела: идти! бежать! наклоняться и распрямляться! касаться разнообразных предметов и совершать с ними разнообразные действия! подыскивать точные слова! решать сложные вопросы! преодолевать всевозможные трудности! свершать небывалые дела!

Она разыскала в кухонном пенале шуршащий кулёчек, вытрясла в турку остатки кофе, плеснула воды и поставила на огонь. Сколько лет назад она забыла, что уважающие себя люди начинают свой день с кофе?

Затем распахнула гардероб. В полутьме знакомые вещи робко выглядывали друг из-за друга. Зоя захватила целую охапку и бросила на диван. Когда туда же отправился кулёк со старыми сумками, лодка протестующе скрипнула. Но скрип не нарушил ритмическиого рисунка, который был задан этому дню. И буквально за четыре такта нашлось всё необходимое для сегодняшних замыслов.

Акцент пришёлся на громадную рыжую сумку, которую она неизвестно почему всегда стеснялась носить. А ведь на фоне чёрных брюк и бархатного жилета, давнишнего наследства Ируси, эта лже-замшевая громадина смотрелась по-своему выразительно и даже, пожалуй, стильно! Ансамбль дополнила коричневая водолазка – палочка-выручалочка, испытанное дополнение к любому комплекту. Напоследок в творческом порыве Зоя выудила из шкатулки с бижутерией ожерелье в виде осенних листьев.