Фамильные ценности

Невесть почему этот разговор выбил её из колеи. Настроение испортилось. Заводные ритмы умолкли, будто враз утомились, и тело Зои, уже привыкшее подчиняться им, тоже моментально обессилело и обмякло. А ведь предстояло ещё втиснуть его в куртку и заставить спуститься по лестнице, добрести до хлебного – и хорошо ещё, если только до ближайшего, на углу, а не до «Магнита» через три квартала!

Одно неплохо: погода, вяло рассуждала Зоя, привычно ныряя ногами в унты. По крайней мере, практически весь декабрь простоял сухой, без этого грязного месива на тротуарах, которое южане простодушно принимают за снег. Этак, пожалуй, удастся без помех дожить и до новых сапог… А, кстати, не завести ли с Флухом речь о зарплате стажёра? Или хотя бы об однократной материальной помощи? Всё-таки налицо экстренные обстоятельства – Новый год… Или полагается выждать стажёрский срок? Ну а если она не справится?

Но не успела хлопнуть за спиной дверь подъезда, как все рассуждения разом вылетели у неё из головы.

Белые мухи кружились над городом – легко, картинно, ритмично. Только этот ритм трудно было поймать, он парил вокруг, не даваясь в руки, ловко ускользая из тактовых клеток. И в который несчитанный раз в жизни она ошеломлённо застыла, заворожённая рисунком вот этого скольжения, этого безмолвного небесного салюта! А потом ноги – словно не в разношенных унтах, а в атласных балетках – подхватили и понесли её вдаль, под безмолвные отзвуки вальса, из «Щелкунчика» ли или из «Маскарада», или из полузабытого чёрно-белого детского фильма… Да, она уже почти вспомнила эти невесомые отрывочные аккорды струнных, тающие в воздухе так же призрачно, как снежинки в ранних зимних сумерках, вздымающиеся от малейшего ветерка, как вуаль феи, как фата невесты – и по улице, безлюдной в этот час между днём и вечером, затанцевали гибкие сказочные тени…

– Подождите! Простите… Зоя… Зоя Никитишна… я всё-таки принёс вам… вот, возьмите! Документы!

От звука этого голоса она остановилась как вкопанная.

Оглянулась, не веря себе.

Но поверить всё-таки пришлось: из снежного сумрака, из метельного волшебства грубо-реально выступила мужская фигура в чёрном.

Архивариус! Этот… Дмитрий… отчество вылетело из головы.

Он всё-таки разыскал её. Подстерёг.

Метельным вечером.

Одну.

На безлюдной улице…

К груди фигура прижимала какой-то свёрток.

Документы?

А может, газовый баллончик?

Пистолет?!

Зоя отступила к дороге. Где-то она слышала: вечером на пустынных улицах надо стараться держаться поближе к трассе – к огням и машинам…

Зачем её понесло на улицу в эту пору?!

– Вы не бойтесь, – сказал он. – Я вас знаю. Мы с вами в детстве жили на одной улице. Морская, двадцать восемь – правильно? Вы ещё на пианино играли…

Глава 29

– А сколько этажей было в доме, где гастроном? – придирчиво уточнила Зоя.

– Пять. Его так и звали – «пятиэтажка»! – без запинки отрапортовал он. – А за ним был детский садик.

Она задумалась, какой бы ещё ему вопрос задать.

– А беседок у нас во дворе было сколько?

– Две! Одна маленькая, виноградная, напротив первого подъезда. А вторая большая, на другом конце двора. Тоже, по-моему, виноградная. В ней ещё скамейки были.

– В первой тоже были. И стол, – строго поправила она.

– Может, отдадите мне пока пакет? – предложил он.

Но Зоя непреклонно отвела пакет в сторону, ещё раз незаметно ощупав. На ощупь там действительно была только тоненькая папка.

– Мне не тяжело.

Страх упорно не желал оставлять её, на всякий случай притаившись где-то на задворках сознания.

– А во второй беседке ваша мама летом вешала экран, выносила проектор и показывала диафильмы… И мы… ну, пацаны с других дворов, тоже незаметно подсаживались сзади. Классные были сказки!

Она остановилась и в изумлении оглядела его.

Перед ней стоял чужой, практически совершенно незнакомый мужчина: чёрная кожаная кепка, длинная куртка (или это полупальто?), джинсы… И рассказывал ЕЙ о ЕЁ ДЕТСТВЕ!

А самое удивительное – она напрочь ЗАБЫЛА, что мама и вправду показывала эти фильмы-сказки! Забыла картонную коробку с чёрными блестящими рулончиками лент! И старенький проектор, сто лет валявшийся среди Пашкиных игрушек! Она даже Пашке никогда не рассказывала про эти вечера с фильмами!

И вот теперь, в разговоре с чужим человеком, всё вдруг так и встало перед глазами: синий летний вечер, детские голоса в сгущающейся тьме: «Скоро уже?», и сладостный скрип вертящегося колёсика, и свет на белом экранчике, и нетерпение – сейчас! сейчас начнётся ЧУДО! – и первые буквы…

– Там ещё был фильм «Вышивальщица птиц», – прочитала она всплывшее в памяти название и изумилась собственным словам.

– И «Лампа Алладина», и «Алибаба»… А ваша мама казалась нам настоящей волшебницей, – вздохнул он и робко улыбнулся.

– Моя мама и есть волшебница, – строго поправила она.

– Так она жива? То есть… с ней всё нормально? – неловко поправился он.

Она кивнула настороженно. Было странно слышать произносимые чужим голосом слова: «мама», «нормально».