Фамильный оберег. Камень любви

Ей показалось, что кто-то крепко встряхнул ее и опустил на землю. И выругался: «Зараза! Понаставили тут!»

Татьяна открыла глаза и резко подняла голову. Ева? Что она делает возле ее раскладушки? А та терла лодыжку и морщилась от боли.

— Что случилось? — спросила Татьяна.

— Ногу ушибла, — ответила сердито Ева. — Где у вас аптечка?

— Аптечка? — переспросила Татьяна и села на постели.

— Ну да, аптечка! Соображай живее!

— Соображаю! — огрызнулась Татьяна и вскочила на ноги. — Там аптечка! — махнула рукой на тумбочку Ольги Львовны и снова поинтересовалась: — Для чего она?

Но Ева не ответила. Подлетев к тумбочке, она выхватила коробку и выскочила из палатки. Раскладушка Ольги Львовны была пуста, одеяло и простыня скомканы. Татьяна потерла лицо ладонями, окончательно освобождаясь от сна, быстро натянула джинсы и футболку и тоже вышла наружу.

Солнце еще не поднялось над лесом, на траве лежала роса, значит, совсем рано, но отчего весь лагерь на ногах? Она поняла это по гаму, который доносился сверху. Татьяна быстро преодолела ступеньки. Вот и поляна, запруженная галдящим экспедиционным людом. У большинства — растерянные лица, у девчонок — испуганные глаза. На траве кто-то лежал на грязном спальнике. Ева стояла рядом на коленях, загораживая лицо лежавшего. Были видны лишь босые, явно мужские ступни и безвольно откинутая рука. С другой стороны склонились Анатолий и Пал Палыч. Лица их были мрачными и озабоченными. На скамейке возле стола рядком сидели Ольга Львовна и обе поварихи в белых халатах. Маленькая, Светлана, плакала, склонившись к плечу полной подруги. А та, прижав ее к себе, что-то тихо говорила — утешала, но не отводила взгляда от лежавшего на траве мужчины. Остальные же толпились неподалеку, оживленно переговаривались.

— Тихо вы! — поднял голову Анатолий. — Сказано ведь: не шуметь! — И, повернувшись, крикнул: — Федор, веди всю ораву на раскоп!

— Сейчас, сигарету выкурю и уведу, — раздался в ответ хриплый голос.

Тут и Татьяна заметила Федора. Оказывается, он сидел за столом, но за спинами женщин, поэтому она его сразу и не увидела. И был почему-то в одних трусах и тоже босиком. Но она мигом забыла о нем. Выходит, Борис? Это он ранен? Вот почему Ева была не в себе!

Она осторожно приблизилась к Ольге Львовне, присела рядом. Та посмотрела на нее, покачала головой и произнесла шепотом:

— Горе-то какое! Борю едва не убили!

Татьяна резко встала. Подошла к Еве, опустилась рядом с нею на колени.

— Помочь?

— Держи аптечку, — Ева, не глядя, сунула ей коробку.

Пал Палыч поддерживал под плечи Бориса, который правой рукой зажимал левое плечо. Повязка на нем набухла от крови, да и вся рука была в засохших ржавых подтеках. Ева взяла его за локоть.

— Покажи!

Борис поморщился, но продолжал прижимать ладонь к повязке. Сквозь его пальцы проступила кровь.

— Убери наконец руку! — рассердилась Ева. — Грязь попадет в рану, не соображаешь?

Борис послушно отнял ладонь. Лицо его побледнело, на лбу выступил пот. Но он улыбнулся пересохшими губами:

— Строишь меня помаленьку, дорогая?

— Воды! — Ева повелительно, как врач в операционной, протянула руку. Анатолий подал ей бутылку с водой.

— Терпи! — жестко приказала Ева и, смочив водой марлевую салфетку, аккуратно обмыла рану. — Терпи! — приказала еще раз и залила ее перекисью водорода.

Борис морщился от боли, кряхтел, пока Ева накладывала повязку. Та наконец подняла голову и обвела всех взглядом.

— Рана широкая, но неглубокая. Вены и сухожилия не задеты. Крови много оттого, что рана большая, зашивать придется. — И посмотрела на Бориса. — Какого дьявола ты под лопату полез?

Чертыхаясь сквозь зубы, Борис сел, придерживая рукой повязку.

— Он меня сзади рубанул. Из-за палатки. Я его, сволочь, не заметил. Смотрел на того, кто возле домовины возился.

Но Ева, похоже, вошла в раж. Ее лицо покраснело от злости.

— Ты чего вообще полез из палатки? Почему меня раньше не разбудил, чтобы подстраховала? Он же мог тебе голову снести, когда ты наружу сунулся? Спасатель, Matko Boża! [15]

Борис потянулся к ней, погладил по щеке, смущенно улыбнулся:

— Не кричи! Все обошлось!

— Обошлось? — Ева вскочила на ноги. — Люди добрые! Гляньте! Все обошлось!

— Ева! — Анатолий тоже поднялся на ноги, взял ее за руки, развернул к себе лицом. — Ты — молодчина! Не растерялась! А рану как ловко перебинтовала! Главное, кости целы. Крови немного потерял, так какие дела? На нем же все, как на собаке, заживает!

— Заживает? — Ева судорожно перевела дыхание. — Надо его немедленно в больницу везти, инъекцию сделать против столбняка, рану зашить, и хотя бы день отлежаться под наблюдением у врачей. Какая тут стерильность в полевых условиях? Да еще неизвестно, где той лопатой копали?

— Возьмешь машину и отвезешь. Попутно сообщишь в полицию, что за странные дела тут у нас творятся. Более чем странные! Правда, одного водителя я на пару дней отпустил в город, мать у него приболела. А у второй машины мотор что-то стучит. Пал Палыч говорит, с полчаса нужно подождать, — сказал Анатолий и похлопал Бориса по здоровому плечу: — Все, боец, на недельку отвоевался! Так что полежи пока в тенечке. Девочки, — кивнул он на поварих, — чаем с лимоном тебя напоят, а мы тут пока наши дела скорбные обсудим.

Поварихи вскочили на ноги, метнулись к полевой кухне.

— Мы это дело мигом! — уже на бегу крикнула Тамара. — У меня мед есть. В чай добавлю…

Анатолий повернулся к Федору:

— Спасибо тебе! Мигом среагировал!

Тот криво усмехнулся:

— Я что ж — не человек?

— Возвращайся на раскоп. Сегодня ты там за старшего. Смотри в оба. Если что, сразу сообщай. Вдруг заметишь, кто посторонний крутится поблизости или машину чужую, мотоцикл…

— Понял, начальник! — Федор встал со скамьи, посмотрел исподлобья. — Все ж покараулить в овраге надо. Может, та домовина им случайно попалась? Что-то другое искали?

— Я уже направил туда ребят. Но ночью больше рисковать не будем. Ева сообщит в полицию, чтобы охрану прислали.

— Разбежится полиция, как же! — усмехнулся Федор. И, обернувшись, крикнул: — Всем завтракать — и на раскоп!

В лагере поднялась суета, зазвякали ложки и миски, и вскоре молодежь, как утята за уткой, поплелась вслед за бригадиром из лагеря.