Фамильный приговор

– Не так, – помотал головой Алик. – Нас в угол ставят, если сильно балуемся.

Лев Иванович немного растерялся от такого признания. Он по своему роду службы с детьми общался мало и, как ответить на такое заявление малыша, не знал. Но тут вмешалась мама.

– Алик, – сказала она, – вот когда ты вырастешь и будешь вести себя плохо, будешь нарушать порядок и закон страны, то с тобой уже будут разговаривать не так, как с тобой говорит ваша воспитательница, Елена Александровна, а по-другому. И не будут ставить в угол, а посадят в тесную темную комнату с решетками на окнах вместе с другими плохими людьми. Понятно?

– Понятно, – кивнул Алик, но тут же опять спросил: – А почему садят плохих в темную комнату военные, а не воспитатели?

– Алик, об этом я расскажу тебе после того, как уйдет наш гость. – В комнату вошел парень лет двадцати пяти, с мокрыми волосами, в майке и трико. – А теперь иди с мамой умываться.

Алик насупился и проворчал:

– Никакой это не гость, а военный полковник. Мама, а он нас не посадит в темную комнату? – спросил он у матери, которая взяла его на руки и понесла в ванную.

– Любопытный парень растет, – улыбнулся Гуров, глядя вслед женщине и мальчику.

– Да, весь в меня. Я в его возрасте такой же был, – ответил парень и представился, протянув Гурову руку: – Владимир Андреевич Муромцев.

– Полковник Гуров из Главного управления МВД, уголовный розыск, – представился Лев Иванович и увидел, как удивился при этом молодой человек. – Я по поводу гибели вашего отца, Муромцева Андрея Викторовича, – пояснил он.

При упоминании имени отца лицо мужчины помрачнело. Он отвернулся и посмотрел на фотографию, которая стояла на полке у него за спиной.

– Я не понимаю, – проговорил он. – Отец погиб во время аварии три года назад…

– Да, я знаю, – перебил парня Лев Иванович. – Дело в том, что человека, который был виновен в этой аварии, недавно убили, и мы, расследуя это убийство, пытаемся выяснить обстоятельства, которые бы могли привести к этой смерти. Вы меня понимаете?

– Нет, не понимаю, – заявил Владимир Муромцев, глядя в глаза Гурову. – Когда моего отца тоже, можно сказать, убили, никто почему-то не интересовался обстоятельствами, которые привели к этой смерти. Отчего-то следствие мало интересовало, что тот, кто убил моего отца и еще одну женщину, фельдшера «Скорой помощи», был пьян, что у него было отягчающее его вину обстоятельство. Следствие вообще мало что интересовало, даже то смешное наказание, которое получил этот подонок. А теперь, когда его кто-то убил, вы начинаете искать его убийцу у меня в доме?

Лев Иванович видел, что парень все больше и больше злится, видел, как его кулаки сжимаются, и он, Лев Иванович, понимал его, понимал его справедливый гнев, понимал всю правдивость его слов, которые он высказывал жестко и сухо. Гуров поднял ладонь, останавливая речь Муромцева, и тот, сдерживая себя, подчинился, но не перестал смотреть зло и осуждающе.

– Да, я пришел узнать, есть ли у вас алиби на прошлое воскресенье, – ответил Лев Иванович, глядя в глаза Муромцеву. – Это часть моей работы, которую я выполняю, и, думается мне, выполняю так, как положено. Мне жаль, что вы лишились отца при столь трагических обстоятельствах, но у меня сейчас иная задача. Дело в том, что кроме Глеба Данилина, который стал виновником той трагедии, были убиты и его родители. Приемные родители. Сначала мать, а вчера – прямо на похоронах сына – был убит еще и отец. Они-то никак не были виноваты в гибели вашего отца. Поэтому давайте спрячем эмоции поглубже и просто ответим на мои вопросы. Хорошо?

Лев Иванович высказал всю тираду на одном дыхании и только после этого вздохнул. Он видел, с каким трудом Муромцев пытался взять себя в руки, чтобы не ответить резкостью. Минуты две молодой мужчина боролся с чувствами, но потом, закрыв на секунду лицо ладонями, выдохнул, сел в кресло, что стояло напротив дивана, и спокойным голосом сказал:

– Спрашивайте. Я постараюсь ответить на все интересующие вас вопросы.

– Где вы были в прошлое воскресенье и кто может это подтвердить? – спросил Лев Иванович.

– Я весь день был со своей семьей, и подтвердить это могут моя жена, сын и теща, которая приезжала к нам днем и привезла с дачи вот эти цветы. – Он указал на стоящие в вазе на столике уже повядшие веточки сирени.

– Хорошо, – кивнул Гуров. – А теперь вспомните, где вы находились двадцать восьмого февраля этого года.

– Откуда я знаю! – Парень взъерошил волосы. – Скорее всего, тоже дома. Я даже не знаю, какой это день недели! Может, я был на работе, а может, дома. Но то, что я был в городе, это сто процентов! Я уже года два никуда за пределы области не выезжаю, что могут подтвердить все, кто меня знает.

– Владимир Андреевич, если это так, то не стоит волноваться, – успокаивая Муромцева, мягко сказал Гуров. – Я ведь не предъявляю вам никаких обвинений. Я просто задаю стандартные в таких случаях вопросы. Вот сейчас задам вам последний вопрос, и мы разойдемся, как в море корабли. И может, больше никогда и не встретимся. Так зачем же так волноваться?

– Спрашивайте, – махнул рукой Муромцев.