Фан-клуб

— Ну что ж, черт ее подери, может быть, она и воспринимает все это как комплимент, но лично я так не считаю. Мне кажется, что мы выглядим как кучка идиотов. Знаете ли, чем больше я рассматриваю наше приключение (всю эту неделю занимаюсь этим, должен признаться), тем яснее вижу, что мы за глупцы и простофили. Так рисковать, и во имя чего? За кусочек обычной задницы и ни за что большее. Особенно когда сознаю, что любой парень в здравом уме сообразил бы, что если сделал такое и сделал так, как это всегда делается, можно иметь всю эту задницу. А если захочешь, так еще и вместе с деньгами. Черт подери, таких чудаков, как мы, свет еще не видывал.

— Ничего подобного, — настаивал я на своем. — Если бы мы сделали это из-за денег, то были бы обычными преступниками, чего нет на самом деле. Мы совершили все, что задумали, потому что являемся достойными людьми, хотевшими достичь чего-то романтического в жизни.

— Романтика… дерьмо все это, — выпалил в мою сторону Механик с очевидным отвращением. — Мы — кучка придурков, говорю я вам. Послушайте, когда парень выходит из подполья и намеренно рискует жизнью, чтобы получить добычу, его следует застрелить за это. Совершив все это всего лишь за несколько поспешных траханий, черт возьми, он затем уходит и забывает об этом. И чем он может похвастаться после? Вот если рискуешь во имя чего-то такого, что может в корне изменить всю твою жизнь, такое можно было бы назвать настоящей добычей. Вот таково мое мнение по этому вопросу. — Он кивнул в сторону спальни. — Если несколько раз мне удалось ее трахнуть в той комнате, это не значит, что моя жизнь изменится, когда мы с ней разойдемся. Но если бы мне досталась хоть часть миллионов, которые она где-то прячет, то я смог бы вернуться домой королем и изменить все свое будущее. Черт подери, она сказала мне сама, что у нее столько зелененьких, что их не истратить, доживи она хоть до девяноста. Ей следовало бы швыряться ими.

— Ну хорошо, мы ведь не собираемся стать вокруг и подбирать их, — возразил я. — Фан-клуб создавался не для того, чтобы влезать в ее финансовые дела, и давайте впредь не касаться таких вопросов.

— Ладно, малыш, хорошо, — сказал Механик, а затем одарил меня своей знаменитой усмешкой, чтобы показать, что не собирается продолжать разговоры на эту тему. — Не стоит тебе от нас отворачиваться. Ведь я не предлагаю ничего конкретного. Просто раздумывал, произносил вслух свои мысли.

— Не смей думать об этом даже про себя, — сказал я. — Давайте договоримся об этом раз и навсегда. Ее богатство — это не наше дело.

— И не собираюсь ничего делать, — ответил Механик. Он поднял бокал, отхлебнул из него и облизнул губы. — Может, это и не наше дело, но… Сейчас я знаю только одно. Как только начинаю думать обо всей ее капусте, то возбуждаюсь куда больше, чем от ее задницы.

— Ох, заткнись и тасуй, — сказал ему я. — Давайте продолжим игру.

Но я по-настоящему разозлился на него за этот бессмысленный разговор, который он начал первым. И был весьма удовлетворен, когда во время первой сдачи после возобновления игры подсунул ему даму пик время распассовки и увидел, что он завяз с тринадцатью очками.

Следующие двадцать четыре часа прошли без особых событий, и на следующий вечер все четверо собрались за обеденным столом с выпивкой перекинуться в картишки.

Даже в тот момент, когда он отбросил три карты Йосту и получил от Бруннера три штуки более высокого ранга, ум Адама Мэлона не был сосредоточен на игре.

Он просматривал мысленно прошедший день, пятницу, и ему казалось, что он ничем не отличается от других, проведенных ими в изоляции, и все же что-то необычное произошло сегодня, и это тревожило его.

Все они поздно заснули, но в этом не было ничего необычного. Они бездельничали весь скучный день. Бруннер качал головой, сидя перед телевизором в гостиной; Йост чистил свою двустволку, а затем вышел немного прогуляться. Шивли, беспокойный, как всегда, непрестанно курил, сигарету за сигаретой, затем, построгав какую-то деревяшку, стал возиться с вагонеткой, иногда прихлебывая текилу. Мэлон удовлетворился сидением на крыльце и, наконец, закончил читать роман Джеймса Стефенса.

Теперь он перебирал в уме события, имевшие место перед обедом и во время его.

До этого дня все такие часы они проводили одинаково, подчиняясь установившемуся порядку. Всегда собирались в гостиной, чтобы выпить перед обедом. Болтали о своем прошлом, работе, обменивались анекдотами. Шивли, как всегда наиболее говорливый из них, вспоминал в свойственной ему грубой манере о своих приключениях во Вьетнаме или об опытах в сексуальной акробатике со множеством женщин. Или рассказывал о своих неистовых стычках с начальством или богачами, которые непрестанно стремились унизить его, показать ему его место. В какой-то момент его монологов один или двое других исчезали в кухне, чтобы приготовить обед. Затем, проголодавшись, быстро заглатывали пищу. После еды соблюдался обычный ритуал — тянули карты для определения очередности посещения вечером спальни Шэрон Филдс.