Фанатка

Питер выдавил на ладонь здоровенный шмат геля для бритья, который тут же начал светлеть и делаться менее прозрачным — еще и на лицо не успели его нанести. Не без удовольствия вдыхая сильный запах ментола, Питер принялся круговыми движениями растирать гель по щекам, подбородку, по верхней губе, по шее, строго соблюдая раз и навсегда установленный порядок действий.

Затем он подержал тройное лезвие под струей горячей воды — из крана хлестал почти кипяток, обвариться можно, если сунешь руку. Даже зеркало запотело от возмущения. Теоретически, сильно нагретое лезвие должно растворять щетину, резать ее, как горячий нож — масло.

В теории — да.

Бритвенный станок начал путешествие у правого уха — вверх, против направления роста волосков. Затем вниз, вбок, чуть вперед, к носу. Точь-в-точь поездка по проселочной дороге среди холмов. Причем за каждым поворотом ожидает какая-нибудь неприятность — олень ли выбежит на дорогу, дождь ли вдарит, а то вдруг вывернет грузовик — да прямиком на тебя…

Когда брил подбородок, Питер порезался. Кровь смешалась с пеной, от чего цвет ее стал гораздо светлее обычного, но даже в запотевшем зеркале было видно розовое пятно.

Внезапно задрожали руки. Стало больно дышать. Питер выронил бритву, она ударилась о кафель на полу, насадка с лезвием отвалилась. Он схватился за края раковины, словно мир вокруг складывался и рушился на него, как будто пол под ногами уже проседал, и Питер отчаянно напрягал мускулы, чтобы удержать это все, не дать развалиться на части.

Вот что значило — вспомнить.

Рауль

Здесь повсюду был стойкий запах мусора и блевотины. Возможно, Питеру следовало задуматься о том, что это — предупреждение.

Он вышел на охоту за информацией. Занялся исследованием для будущего романа, как он называл это дело. Но сейчас вдруг задался вопросом: быть может, он все равно собирал бы сведения, независимо от книги, даже если бы не собирался ее писать? Вкус чуждого ему мира, который в ходе «исследования» открывался по-настоящему, а не намеками в Интернете, оказался неодолимо влекущим. Стоило начать, и Питер уже не мог совладать с любопытством.

На плече висела курьерская сумка — новехонькая, из буйволовой кожи: такая сумка могла принадлежать только жителю центральных районов города, и вид ее громко заявлял, что Питер больше не работает с девяти до пяти. Он без труда нашел адрес, который дал Джеффри Холливелл. Третья стрит, неподалеку от авеню Д. В Алфабет-Сити далеко на восток не уйдешь.

Он позвонил в квартиру, находившуюся в подвальном этаже, и стал ждать. Казалось, в подобном месте любая форма жизни должна замереть и не двигаться. Питер оглянулся через плечо, проверяя, так ли это.

Из-под козырька надвинутой на лоб бейсболки на него глядел бездомный с совершенно белыми глазами. Медленно проехала низкая, стелющаяся над землей, «Тойота» с затемненными стеклами; в салоне гремела музыка, а снаружи слышался лишь низкий ритм — пухх, пухх, пухх. Прошла компания подростков — самоуверенных, наглых, потных; они захохотали, глядя на Питера, словно он был распоследний дурак.

«Нет, — решил он, услышав, как с той стороны двери один за другим открываются многочисленные замки, — в этом месте двигаются и живут».

* * *

Рауль был огромен. Ростом ниже Питера, он, однако же, возвышался горой. Накачанные мышцы внушительно бугрились под мешковатой спортивной рубашкой и шортами. Создавалось впечатление, что этот громила способен использовать Питера в качестве зубочистки, возникни у него такое желание.

Рауль окинул будущего романиста настороженным взглядом, хмыкнул и широко распахнул дверь, приглашая войти.

— Что-то ты больно бледный с лица, — заявил он, захлопывая за Питером дверь и снова запирая все замки, — как считаешь?

Питер промолчал — вряд ли от него ожидали ответа. Он огляделся: в комнате было на что посмотреть. Приют новейших технологий, собрание вещей, которые еще даже не изобретены. Одну стену занимал телевизор размером с рекламный щит; изображение было настолько четким, что казалось, можно отнять мяч у баскетболистов, которые бегают по площадке. Звук был мощный, мяч с громким треском ударился о деревянный щит; видно было, как по лицу игроков катится пот. Рауль явно не желал просто наблюдать — он предпочитал чувствовать себя участником событий.

— «Прослушка» есть? — раздалось за спиной.

А вот на этот вопрос надо было ответить. Питер обернулся. Очевидно, на лице отразился испуг.

— «Прослушка»? — переспросил он. — Нет.

— Руки вверх, — велел Рауль.

— Простите? — Питер не был уверен, что верно понял, о чем речь.

До сих пор ему ни разу не говорили: «Руки вверх!» Ну, быть может, мать в далеком детстве, когда надевала на него пижаму перед сном. Но в ее словах не было ничего общего с приказом Рауля; лишь позже, когда заносил в свою записную книжку результаты «исследования», Питер осознал их связь.