Питер остановился перед Австралией. Джулианна любит австралийские вина. Он великолепно это помнил. Однако не мог взять ни бутылки — так сильно дрожали руки. И похоже было, что дрожат они уже очень давно.
Он огляделся: проход между стеллажей был пуст, ни одного покупателя.
Под силу ли Дине отыскать его здесь?
Может ли быть, что она как раз сейчас за ним наблюдает?
Или она кинулась к нему домой, зная, что его жена и дочка остались в квартире одни?
Его мобильник зазвонил, когда Питер вышел из магазина с плотным бумажным мешком, в который были упакованы две бутылки.
— Алло, — сказал он.
— Питер, мне надоело играть в эти игры.
— Мне тоже, — ответил он и прервал связь. Он услышал достаточно.
Убрав телефон, Питер направился не домой, а к ближайшей станции подземки. Он намеревался ехать на поезде номер 6 до «Пятьдесят Девятой стрит» — станции, где жил Майк Левин.
Питер всю жизнь ездил обычным поездом.
А экспрессом — никогда.
Пола Росси
Рауль сидел в луже собственной крови возле широченной кровати. Дорогой персидский ковер стал темно-красный, мокрый, и орнамент из цветов и листьев был безнадежно испорчен кровью его владельца.
Руки Рауля были заведены за его безмозглую голову и наручниками прикованы к фигурной ножке кровати. В груди была одна-единственная колотая рана. Громила умер от потери крови: удар нанесли не в сердце, а рядом, чтобы смерть не была мгновенной, но наступала бы медленно, долго.
Рауль имел возможность видеть, как умирает.
Однако в свои последние минуты он был не один.
Детектив Пола Росси смотрела, как судмедэксперт приподнял пропитанную кровью рубашку убитого. Рана была маленькая, аккуратная.
— Знакомо? — спросил он.
— Джеффри Холливелл? — отозвалась детектив.
Эксперт согласно кивнул, и Росси прошла в гостиную, где на роскошном кожаном диване съежилась Сочок, дрожа и плача. Росси присела на корточки перед безутешной девушкой, оказавшись с ней лицом к лицу:
— Сколько времени ты отсутствовала?
Сочок лишь пожала плечами, не удостоив Росси даже взглядом. Иного ответа детектив не дождалась.
— Как долго? — повторила она свой вопрос.
— А то я будто чертовы часы ношу? — На сей раз Сочок подняла голову: испуганное лицо казалось совсем детским, несмотря на ее враждебность.
Росси смотрела на нее, пока Сочок не сдалась. Смягчилась, насколько смогла, и ответила по существу:
— Не знаю. — Она выплюнула эти слова детективу в лицо, давясь отвращением, горечью прошлых воспоминаний. Полицейских она терпеть не могла. Никто из них ни разу пальцем не шевельнул, чтобы защитить ее, когда она была маленькой. И ее мать они тоже не защитили. — Ну вроде… — Сочок пыталась сообразить, сколько же времени в самом деле прошло от ее ухода до возвращения. Нелегкое дело — соображать, когда нервничаешь. — Может, часа три.
— Так, ясно. Не знаешь ли ты, кто мог желать смерти мистеру Сантьяго?
Сочок закусила нижнюю губу и потрясла головой: дескать, понятия не имею кто. «Он мертв, — подумала она. — Он совсем умер!»
— Рауля все любили, — проговорила девушка, задаваясь вопросом, кто же теперь о ней позаботится.
Раздался пронзительный скрип несмазанного колеса, Сочок и Росси обе повернулись к двери в спальню. Оттуда на каталке вывозили труп Рауля.
— Нет, — возразила детектив, — не все.
Радости на балконе
— Катись к черту! — рявкнул он и хотел захлопнуть дверь у Питера перед носом.
Тот успел поймать ее и распахнуть с силой, удивившей обоих. Питер вломился в квартиру, не дав себе труда спросить разрешения. Раз у него отняли так много, то и он возьмет, что ему нужно. А ему надо поговорить — и поговорить не откладывая.
— Майк, помоги мне, — произнес он, пытаясь говорить спокойно, не показать того, что кипит у него внутри. Пытаясь забыть о ней — если о ней вообще можно забыть! — хоть на минуту.
— Я уже сказал, что мне осточертело играть в эти игры.
— Да не я же в чертовы игры играю! — вскричал Питер.
— Ты уверен, что вошел в тот самый дом? — спросил Майк.
Питер стоял перед раздвижной стеклянной дверью, что вела на балкон. Он смотрел на силуэты домов на фоне ясного неба и почему-то размышлял о Рождестве, чулках, в которые кладут детям подарки, и о подарках под елкой. Без них Рождество — не Рождество.
— Уверен, — отозвался он наконец. — Это была квартира Дины. Она самая. Несомненно.
— Ты говорил, что девчонка с приветом, но… — Майк умолк на полуслове.
— Но? — помог ему Питер.
— Ничего. Она дурит тебе голову, парень.
— Но ведь нельзя просто так взять и исчезнуть…
— Еще как можно, — перебил Майк беззастенчиво.
Питер тихонько выдохнул. Казалось, воздух был заключен у него в легких, как в тюрьме, а сейчас его выпустили на свободу. Тут же и память вернулась: Питер вспомнил про свой мешок с бутылками вина. Обернулся посмотреть, куда его положил: нельзя же вернуться домой без покупки.
— Я был совершенно уверен, что видел, как она сегодня входила к тебе в офис, — сказал Питер, заметив свой мешок на кофейном столике. Ему надо было домой.
Услышав эти слова, Майк насторожился:
— Когда ты ее видел?
— Сразу после того, как оставил рукопись.
Майк удивленно покачал головой: