Глосса о бизнес-модели
Что поначалу – с точки зрения бизнес-модели, классической западной – было неправильно, вело к высоким накладным расходам. Мы посмотрели штат конструкторский, импотентный такой; техническая дирекция – достаточно много народу с непонятными функциями, с тормозом, все, что ни скажешь – это не получается, этого нельзя делать, и мы хотели все это царство сохранить.
Потом решили пойти на снижение своей прибыли, потому что начали понимать тенденцию – это та социалка, которая хоть как-то привлекает хоть часть людей из региона, самого Сергиева Посада и ближайших окрестностей. Когда не было работы, они просто туда приходили питаться, когда не было возможности заплатить – им там оказывали минимальную помощь. Это было место, где люди выживали – как точка.
С точки зрения тех лет, 90-х годов, когда модели непрофильных активов уже были, для чего заводить дело – ради чего? Ради бизнеса, ради увеличения маржи. Можно было существенно сократить. Но мы поняли, что дальше останемся без работников. Собственно, так оно потом и получилось, только по другим причинам.
Второй проблемой стали кадры: причем как «синих воротничков», так и «белых». «Здесь практически сразу враждебное отношение к людям, которые пришли на них заработать для себя деньги, – вспоминает Сергей. – Совершенно однозначное восприятие: это те проклятые капиталисты, которые заставляют работать и наживаются на мне».
Глосса о кормлении
Мы несколько лет кормили машиностроительный завод в Загорске. На нем было основное производство. Мы кормили большой коллектив. Это было приятное ощущение: понимать, что люди кормятся за счет идеи и продукта.
Но самое интересное потом: они заявили – мы же производим, это же наш продукт!
Я говорю: «Подождите, идея наша, оснастка наша, вы выступаете в качестве производителя…»
– А вы продаете в два раза дороже!
– А вы посчитайте все издержки!
«Проклятые» капиталисты много времени проводили непосредственно в цехах. Сергей, например, в первые годы «приезжал в выходные дни и показывал, как делать покрытие». «Приезжал, ставил свою “Ауди” подальше, чтобы не видели. Шел туда, переодевался, становился с опылителем, – поясняет он. – Показывал, что не надо те места, которые закрыты, покрывать двойным слоем – экономить надо краску. Показывал, как делать распыление. Наш сотрудник ездил – там была сложная операция, круглая сварка, когда два колеса вращаются, – бачок сваривали. Ездил пайщик, показывал, как варить, я показывал, как красить, жена показывала, как окунать в стойкий лак, как регулировать зазоры… Мы как рабочие ездили – это был период передачи знаний. Говорили им: мы сейчас тебе привезем человека, который у нас подрабатывал на выходных пайщиком, он делал 50 штук в день.
– Не может быть!
Он показывал, как делать. Они его, конечно, тоже ненавидели».
Ненависть (Сергей более деликатен – «дискомфортные отношения») сложилась у Фалько с технарями. «Разработчики смотрели не то чтобы с завистью – с пренебрежением, но понимали, что деталь мы даем в виде рисунка – новую деталь, – а им надо чертеж», – вспоминает он. По его мнению, между москвичами и работниками завода «четкой плотной стеной стояли главный инженер и технические службы, которые старались даже на уровень начальников цехов не пускать».