Глосса о хозяине и работнике
У нас в самом ответственном сборочном цеху стояла женщина, бывшая комсомолка. Мы ее привечали, на начальников цехов выходили. Стимулировали – жена привозила духи. Пыталась загораться… Одна-две светлые личности. Полуприбитый спивающийся мастер, но задавленный доминантно олигофренными людьми, которые стояли на страже: все мое.
Эта стена – тот случай, когда отношения формальные, договорные между заводом и нами. Работник не смотрит на тебя как на хозяина – ты для него вообще никто.
Ничего не помогало наладить связи между трудом и капиталом, хотя ездили Фалько «на празднования – на годовщине завода рассказывали, как у нас все создавалось, что мы люди “вашей же крови”. Они нам: а сейчас же вы шикарно живете!»
Очередной проблемой стала утрата качества. «Всегда студентам говорю: учитесь на моих ошибках – раскручивая рекламу, думай о производстве и о качестве, – вспоминает Сергей. – Мы на этом и попались. Завод начал деньги клепать и халтурить, менять сплавы, менять металл, все начало прогорать. Пошли процессы».
Глосса о производительности
Я потом вспомнил, сколько в серии было: на заводе в Загорске 70 человек кормилось. Очень высокой производительности не добьешься, – надо было бы дорогое оборудование покупать. Куда людей девать? У нас на заводе была столовая, я американцев туда возил, профессоров из университета Миссури. Кормил кашей, салатом простым. На заводе был здравпункт, где зуб можно было залечить. Там же был приемный пункт ателье.
Фалько предлагал своих работников в управление контроля качества, но «попытки поставить нескольких человек в конечном итоге не получились. Мы почувствовали, что само производство отторгает, началось отделение – вы собственники, но без нас ничего не можете…» Даже когда взяли конструктора, процесс не пошел, хотя собственники «тащили инновации, придумывали, разрабатывали. У нас была вытягивающая функция. Наладили каналы закупок. У них чисто производственный участок».