Архетип советского начальника действительно соответствовал тому образу, который описывает Зимин. Наверное, для того, чтобы это стереотип не прижился в его творческом коллективе, он приглашал на работу исключительно одаренных людей. Одним из них стал Игорь Каплун, перешедший на рубеже 70–80-х годов к нему из НИИ-17. «Его прием на работу на должность старшего научного сотрудника сопровождался целой эпопеей согласования с парткомом; состоялось аж два заседания, и лишь на последнем было получено согласие с перевесом в один голос», – вспоминает Зимин. Не зря он так боролся за кадры: «Впоследствии Каплун проявил и свои незаурядные предпринимательские таланты, которые, между прочим, не тождественны менеджерским, – очень точно подмечает Зимин. – Он оказался одним из немногих сотрудников многотысячного коллектива ТРИ (по-видимому, одним из трех), кто создал успешное, процветающее предприятие в области настоящих высоких технологий, развивающих, в том числе, и направления, начатые им еще в моем отделе».
Эпопеи бесчисленных согласований сопровождали не только прием на работу новых ученых, но и всю «инженерную» жизнь. Очередная эпопея для разработчиков возникала при согласовании документации на изделие между десятками заводов: «Ничего нельзя было изменить без согласования с целой цепочкой заказчиков». Цепочка документации, начиная с эскизного проекта, каждый месяц дополнялась техническим заданием и обрастала ворохом других документов. Они включали в себя «все методики испытаний: какие приборы, какой вид… какой провод куда воткнуть. Что посмотреть на приборе: если так, то хорошо, если не так, то плохо, ну и так далее. И вот так 15 лет. Все это должно было согласовываться с заказчиком. ТЗ, естественно, пишется. Вот твоя “железка”, а “железка”, между прочим, это полдома – 22 метра». В круговорот согласования втягивались сначала сотрудники отдела, встречавшиеся с младшим заказчиком, потом наставал черед встречи «старших» – заказчика и исполнителя. Вот как примерно они общались: «Слушай, ну что ты говоришь, такой бред. Ну, ты понимаешь, что это никому не нужная вещь, а сколько это стоит? Это же неделю надо биться! Деньги – не твоя забота! Кто их считает! Какие-то там придумали облетные комплексы: самолеты летают, летающие лаборатории никому не нужные. Хоть соревнование [устраивай], как кучу денег истратить!» Как вспоминает Айзин, Зимин любил такую фразу: «В условиях неограниченного финансирования можно сделать, в принципе, все». В один год мы как-то съели продукцию всей кабельной промышленности Советского Союза – десятки тысяч километров кабеля. Деньги выдавались любые. Правда, непонятно было, для чего».
Не сразу «железки», разрабатываемые в отделе Зимина, принимали громадные размеры, схожие с «пирамидой Брежнева». В середине 60-х годов отдел разрабатывал загадочные для простого человека «Е-змейки», предсерийное производство которых методом литья под давлением было налажено на Балашихинском литейном заводе. «Эти конструкции были приняты за основу антенных систем так и не построенной РЛС 5Н12Г (“Дон-Г”) – предтечи РЛС 5Н20 (“Дон-2Н”), – вспоминает Зимин. – Они вытеснили из проекта схемы на основе ребристых замедляющих структур, занимавших до этого не всегда оправданное монопольное положение в локаторах с антеннами частотного сканирования. Решение по этому поводу принимал сам Александр Минц, по представлению тогдашнего главного конструктора Романа Авраменко».
Модули фазированных антенных решеток (ФАР) – не кубики Рубика, создателя многочисленных головоломок, а секции фазированных решеток, из которых собирались, как из кубиков, большие антенные полотна. Разделив выходные сигналы модулей и затем суммировав их с разными весами, можно было формировать множество лучей локатора. «Демонстрация работающего модуля ФАР на конкурсной комиссии в 1970 году, – вспоминает Дмитрий Борисович, – стала одним из аргументов в пользу выбора варианта РЛС, предлагаемого РТИ».