Фанера Милосская

Мадина подняла глаза, потом стала загибать пальцы на правой руке.

– Зияд, Зухра, Ахмед, Ибрагим…

– Это же муж, – перебила я.

– Нет, сын, его зовут как отца, – пояснила Мадина. – Забыла кого-то.

– Меня, – пискнула малышка.

– Ох, верно. Сухелья, Зияд, Зухра, Ахмед, Ибрагим… Кто еще?

– Махмуд, мамочка!

– Ага! Махмуд, Сухелья, Зияд…

– Зови всех, – приказала я.

Минут через пять моя «букашка», под завязку забитая детьми, медленно потащилась по проселку.

– На машине лучше, чем на велике! – в полном восторге заявила Сухелья.

– Вы все ездите на одном велосипеде? – запоздало изумилась я.

Мадина кивнула и попыталась сложить руки на необъятном животе.

– И как же вы умещаетесь? – искренне заинтересовалась я.

– Я педали кручу, – охотно пояснила Мадина, – Зияд и Махмуд на раме, Ахмед с Ибрагимом на багажнике, Зухру кто-нибудь держит. Всех назвала?

– Меня забыла, мамочка! – ожила Сухелья.

– Ты взрослая, пешком бежишь, – вздохнула Мадина. – Вот скоро еще кто-то родится, тогда Ахмеду тоже на своих двоих ходить придется.

– Не тяжело с таким количеством ребят? – задала я бестактный вопрос.

– Аллах больше, чем нужно, не пошлет, – спокойно ответила Мадина, – лишь бы здоровые получались.

Мы поговорили немного о детских болезнях, и я перешла к иной теме.

– Давно в Голубкине живете?

– Я приехала беременная Сухельей. Красиво тут, только холодно. И люди злые, – пожаловалась Мадина. – Нас не любят, обзывают чебуреками. А что такое чебурек? Непонятно, но все равно обидно.

– Ничего особенного, он на кутаб похож, пирожок с мясом, – улыбнулась я. – Не обращайте внимания, скорей всего, вам просто завидуют: семья дружная, дети хорошие, муж при бизнесе.

– Мы лучше их! – с жаром закивала Мадина. – Бежали от войны голые, а сейчас все имеем. А почему? Водку не пьем и работаем, а русские мужики с бутылкой живут. Как Ибрагим магазин открыл, все толпой пошли, в долг стали пьяную воду просить, да муж так ничего не дает. Вот нас и ненавидят.

– Скажите, Мадина, не приходила ли в Голубкино женщина по имени Светлана? – задала я главный вопрос.

– Есть такая, у колодца живет, козьим молоком торгует. Но ты к ней не обращайся. Грязная очень, и коза у нее больная. Одна дачница отравилась, хотела в милицию жаловаться.

– Я о другой даме говорю, она из коттеджного поселка, который за полем стоит.

Мадина прищурилась.

– И чего ей в Голубкине делать?

– Не знаю, – призналась я, – просто спрашиваю. Очень надо выяснить, с какой целью она сюда ездила.

Мадина ткнула рукой в окно.

– Не слышала я ничего! Стой тут, пожалуйста, приехали.

Я помогла матери вытащить детей, машинально погладила по голове вертящуюся под ногами Сухелью и пошла к соседней избе, которая смотрелась очень убого на фоне добротного кирпичного дома Мадины.

Глава 24

– Куда прешь? – заорали с покосившейся терраски, едва я шагнула за калитку. – Ну обнаглел народ! Тут частная территория.

– Простите, мне нужен кто-нибудь из хозяев, – растерялась я.

– Ну здесь я, – слегка изменила тон баба, показавшаяся под навесом. – Чего надоть?

– Я из коттеджного поселка, того, что за полем.

– За молоком хозяева послали? Я не торгую.

– Нет, нет.

– Ваще ниче не продаю, – уперла руки в боки хозяйка. – Вали вон!

– Извините, не…

– Уматывай!

– Я хотела просто спросить! Неужели трудно ответить по-человечески?

Глаза хозяйки слегка потемнели.

– Че? По-человечески? Ты чеченку на машине привезла! Не желаю с тобой разговаривать.

– Думаю, Мадинка не чеченка. – Я решила хоть как-то продолжить разговор.

– Уж не москвичка ли? – заржала во все горло баба, обнажив гнилые черные зубы.

– Нет, вероятно, осетинка или аварка, на Кавказе много национальностей. И какая разница, в конце концов?

– Вот уж верно, – злобно выплюнула бабища. – Чебуреки они все! Вали к такой-то матери, раз ты с ними заодно!

Мне стало противно находиться в захламленном дворе рядом с грязной в прямом и переносном смысле бабой, и я, не попрощавшись с ней, вышла на улицу. Разве можно делать вывод о человеке на основании его национальности? Говорят, все русские пьют. Конечно, в России немало тех, кто дружит с бутылкой, но в нашей семье алкоголиков нет, и многие мои друзья пьют вино по праздникам. Говорят, все чеченцы террористы. Да, есть боевики и те, кто им помогает. Преступников следует сажать в тюрьму. Но при чем тут остальные люди? В нашем доме живут Бероевы – великолепные врачи, в свое время убежавшие из Владикавказа, сейчас они работают в больнице, спасли много жизней. Говорят, все азербайджанцы воры. Вероятно, встречаются среди выходцев из Баку нечистые на руку люди. Но мы уже много лет покупаем овощи и фрукты у приветливого Саши, и он ни разу не обманул нас даже на копейку. И разве среди русских, поляков, итальянцев, французов не бывает уголовников? Живи я в Голубкине, то постаралась бы подружиться с хозяйственной Мадиной, дети которой небогато, но чисто одеты, а от бабы, живущей в грязном дворе, предпочла бы держаться подальше.

– Тетя! – тихонечко прозвучало снизу. – Тетя на машине!

Я прогнала печальные мысли, глянула вниз и удивилась:

– Сухелья? Мама разрешила тебе одной выйти на улицу?