Фанера над Парижем

— Что здесь происходит? — строго спросила я. — Что за торг? Как говорил Бендер, командовать парадом буду я.

Демонстрируя наглый напор, я не блефовала: этого добра во мне навалом независимо от обстоятельств. Застращаю даже палача, лежа на плахе. Есть во мне такое качество, и оно всегда помогает мне. Помогло и на этот раз. Услышав такие речи, Леля задумалась, Равиль открыл рот. Перцев замолчал, а Турянский тоже задумался. Пользуясь тишиной, я с пафосом воскликнула:

— Перцев, твоя карта бита! Сдавайся! — Перцев остолбенел, я же продолжила:

— Статья сорок первая, десять лет с конфискацией имущества в крупных размерах.

Фраза так себе, средненькая, я могла бы и лучше завернуть, но зачем стараться, если и эта подействовала паралитически. Перцев задергался, глаза его выпучились, рот открылся…

В общем, я перешла на Равиля.

— Ты, красавчик, тоже готовься на выход. Твоя песенка спета, будешь тешить паханов и спать под шконкой.

Не знаю, понял ли Равиль, о чем конкретно шла речь, но побледнел и начал спешно приближаться к состоянию Перцева.

Удовлетворившись, я посмотрела на трясущуюся Лелю и ничего ей не сказала, а сразу обратилась к Турянскому:

— Александр Эдуардович, вы свободны. Смело следуйте за мной, а с этими негодяями без нас разберутся.

Турянский сник и поплелся за мной. Леля, Равиль и Перцев застыли, как парализованные. Казалось бы, Фортуна меня любит, так все хорошо вышло, однако дальнейшее показало, что хорошо лишь местами.

Когда мы покинули избу и Турянский не увидел во дворе никого, кроме ободранного петуха сестрицы бабы Раи, события повернули в неожиданное русло.

— Так вы одна? — изумился он и шмыгнул обратно в избу.

Признаться, такого поворота я никак не ожидала и со словами «в чем дело, в чем дело» рванула за ним. Перцев и Равиль встретили нас взглядами диких животных, Леля уже ни на что не была способна — растерялась, бедняжка, окончательно.

— Значит, так, — усаживаясь за стол, снова начальственно повел себя Турянский, — вы, Софья Адамовна, можете быть свободны. Я сам тут разберусь.

Троица мгновенно потеряла ко мне интерес, однако я этого не могла допустить, а потому завопила:

— Что значит — сам тут разберусь?

— Это значит, что я отказываюсь от ваших услуг, — спокойно пояснил мне Турянский.

Видит бог, виновата не я, я только мира хотела, но так уж по жизни выходит, что залог мира всегда война — возможная или настоящая. Турянский, не предвидя возможной, повел себя нагло и выбрал настоящую.

— Значит, так, — сказала уже я, — отказаться от моих услуг вы не можете по той причине, что я никому своих услуг не предлагала — это не в моем характере. И вообще, выйдите из-за стола. Вы в гостях и ведите себя достойно.

Не дожидаясь, пока Турянский выполнит мой приказ, я уселась прямо на стол и сообщила:

— Вам всем кранты!

— В каком смысле? — спросил у моей задницы Турянский, потому что я сидела к нему спиной. — В каком смысле «кранты»? — он тут же повторил вопрос, потому что из присутствующих врагов был самым умным.

Поскольку я сидела к нему… спиной, он вынужден был покинуть насиженное место. Я добилась своего, согнала его с пьедестала, следовательно, шансы на мою победу значительно возросли.

Не могу не заметить, что тот, кто умеет правильно выбрать место, всегда побеждает. Впрочем, все победители рано или поздно терпят поражение, но зачем о грустном?

Турянский подбежал ко мне и с тревогой спросил:

— О чем вы говорите? — Я пояснила:

— О том, что все вы преступники, и у меня есть желание упечь вас за решетку.

Турянский поспешно обратился к Перцеву:

— Не стоит терять время. Эта сумасшедшая слишком много о вас знает, к тому же будет мешать нашим переговорам. Лучше всего ее связать и уложить пока в багажник.

Я заметила со стороны Перцева и Равиля порыв подойти ко мне, а потому завопила:

— У меня есть улики на вас, но больше улик я накопала на Турянского. Мой Женька хорошенько потряс соседку, и из нее столько высыпалось: лет на десять Александру Эдуардовичу хватит.

Равиль и Перцев притормозили, а Турянский закричал:

— Не слушайте ее, она врет.

— Нет, не вру, славно вы надули этих наивных людей, — воскликнула я, кивая на Перцева, Лелю и Равиля. — Ха! Клаустрофобия! Ха! Порок сердца! Да вы здоровы, как бык! Если не считать легкого недомогания, сильно изменившего ваш пол.

Равиль и Перцев погрузились в размышления, Леля побледнела, Турянский же (кто бы мог подумать?) набросился на меня и начал душить.

— Спасите! Помогите! — прохрипела я. Троица дернулась, но осталась на месте.

— Она опасна для всех нас, — поощрил их Турянский, не снимая рук с моей лебединой шеи.

Тогда я обратилась непосредственно к Леле, все же мы были подругами.

— Леля, — захрипела я, пытаясь освободиться от лап Турянского, — дура будешь, если позволишь погубить меня.

Леля на секунду задумалась и решила вступить в переговоры.

— Мне оставлять тебя живой не выгодно. Александр Эдуардович предлагает прекрасную мировую.

— Да он через несколько дней умрет! — вырвавшись на секунду из его лап, завопила я и тут же снова в них же угодила.

— Если он умрет, еще лучше, — ответила Леля. — Я буду наследницей.