Фанера над Парижем

— Черта с два! — из последних сил завопила я. — Наследником будет Коровин!

По радостному блеску в глазах Равиля я поняла, что права. Коровин уже уломал свою жену-Турянского написать в его пользу завещание.

— Как Коровин? — изумилась Леля. — При чем здесь Коровин?

— А при том, что он у Турянского жена. Твой Сашенька на тебе для того только и женился, чтобы…

С этого места по непонятной причине из моего горла понеслись одни хрипы.

«Неужели это конец?» — подумала я и некоторым образом даже обрадовалась.

Разве то, что со мной происходит с рождения, жизнь? Столько во мне всяких недостатков, что нет никакой жизни.

Я-то обрадовалась, но не тут-то было. Леля неожиданно набросилась на Турянского и отбила меня у него.

— Дай ей сказать! — повелела она. И я сказала. Рассказ мой был краток, но очень эффективен. В короткую повесть я уложила весь план Турянского, направленный на создание крупных неприятностей Перцеву, а заодно Леле и Равилю.

— Тебя просто хотели использовать и выбросить, как самый ничтожный презер…

Однако закончить речь я не смогла. Леля с лету все поняла и, сообразив, что просчиталась, пришла в неописуемую ярость.

— Ах ты гнида! — завопила она и бросилась на Турянского.

Мне понравилась ее мысль, как тут не присоединиться. Вдвоем с Лелей мы довольно неплохо теснили его в угол, бог знает с какими намерениями. Думаю, ему пришлось бы несладко, но Турянский тоже не дурак.

— Хватай эту идиотку! — завопил он, непонятно кого имея в виду.

Перцев (как приятно) уставился на Лелю и нехотя сообщил:

— Мне это невыгодно.

Услышав это, Турянский просто взбесился и даже нашел силы на достойный отпор.

— Дурак, — завопил он Перцеву, — Леля хотела усадить тебя за решетку, чтобы зацапать твои «бабки» и расфукать их с Равилем. Для этого она и эту чокнутую во все посвятила!

Он явно имел в виду меня. Должна же я была предоставить Перцеву доказательства своего ума.

— Да, я вычислила тебя, — закричала я. — Ты не хочешь на своей Бабе Яге жениться, так теперь загремишь на цугундер!

(Господи, скажет мне кто-нибудь когда-нибудь, что такое — цугундер?)

Перцев, услышав мое признание, присоединился к Турянскому. Мы с Лелей сразу же сдали позиции и, пользуясь своей молодостью, резво ретировались к выходу, но дорогу нам преградил Равиль.

— Держи их! Держи! — хором завопили Турянский и Перцев.

Равиль со всем присущем юности пылом начал нас держать. Сразу за все места. Турянскому это не понравилось.

— Ты дурак! — дерзко сообщил он Равилю. Равиль обозлился и с кулаками бросился на Турянского. Мы с Лелей разразились бурными аплодисментами.

— Скажите ему! Скажите! — воззвал ко мне Турянский, глядя бесстыдно-жалостливыми глазами.

— Мне это невыгодно, — ответила я.

— Если я умру, ваши читатели такое узнают, — захрипел Турянский.

Дальше я ему говорить не дала и закричала Равилю:

— Глупый, не того душишь, Леля хотела засадить за решетку и тебя.

И Равиль тут же переключился на Лелю. А Турянский и Перцев взялись за меня. Я сражалась как пантера, как львица…

До тех пор, пока не треснуло мое новое платье — старых я не ношу. Как только платье треснуло, я сказала:

— Стоп!

И все (просто чудо!) остановились.

— Теперь, когда мы выяснили отношения, — сказала я, — можно и договориться. Я согласна на пятьсот. Мое молчание стоит и подороже, но и эта сумма хороша.

— Пятьсот чего? — деловито осведомился Турянский. — Рублей?

— Не смешите меня, — разгневалась я, — тысяч.

Турянский схватился за голову и воскликнул:

— Пятьсот тысяч рублей?! Вы сошли с ума!

— Это вы сошли с ума, — парировала я, — не рублей, а долларов. Нынче не в моде рубли.

— Пятьсот тысяч долларов?! — взвыл Турянский. — Да за эти деньги я лучше от клаустрофобии умру!

— Хорошо, — сжалилась я, — назовите свою сумму, и, если она меня устроит, я в тот же миг отчалю домой и не буду в ближайшие лет сорок о вас вспоминать. Разбирайтесь между собой как хотите.

Турянский задумался.

— Сто тысяч вас устроят? — нервно спросил он.

— Вы безнравственный тип! — гневно воскликнула я.

— Но у меня ровно столько на пластиковой карте! — рассердился он, доставая из кармана пиджака бумажник.

— На меня несколько раз покушались! — возмутилась я.

— Больше у меня с собой нет ни копейки, — потрясая бумажником, сообщил Турянский.

— Меня душил в подвале Равиль! — напомнила я. — А потом и вы!

— Вас же не устроят более щедрые, но обещания, а платиновую карту я даю вам сразу же, сейчас.

— Ладно, давайте, — согласилась я, и он действительно протянул мне карту.

Какой-нибудь умный человек на моем месте тут же и удалился бы, но я осталась. Задержалась буквально на пять секунд — ровно столько мне понадобилось, чтобы ненадежней спрятать карту — и снова угодила в неприятности. Леля, Перцев и Равиль, с интересом наблюдавшие за нашим с Турянским торгом, вдруг как с цепи сорвались, едва у меня в руках оказалась эта злополучная карта.

— Ты дал ей сто тысяч? — завопила Леля.

— Раздаешь наше добро?! — взревел Перцев. Равиль молчал, но жестикулировал красноречивей всех.

— Да ее убить легче! — наконец сказал он, и вся свора набросилась на меня.