Фанфан-Капкан

Жмуриков долго в него вглядывался, мычал, с трудом сдерживая смех, заметил:

— Похоже, нелады у вас были в школе с чертежом, а, как вас?

— Феофан.

— Ну да, Феофан, э-э, Александрович.

— У нас, считай, вообще черчения не было. Учительница как раз в декрет ушла.

— М-да, ну ладно. Это у вас что?

— Это озеро Белое. Из него течет река, тоже Белая, вот она.

— Ну а зачем плотина? Да еще две. Для красоты, что ли?

— Понимаете, озеро губится, вытекает из него вода в море, как из блюдца.

Жмуриков стал потихоньку заинтересовываться. Сидевший в нем, в администраторе, инженер брал верх.

— Почему это?

— Вот здесь стояла раньше гидростанция. — Павловский ткнул пальцем в чертеж. — Плотина тут была. Потом пьяный электрик проспал, не раскрыл вовремя створки, плотину прорвало, вода ушла другим руслом, то есть прямо в море. Теперь надо реку вернуть в старое русло.

— Грунт песчаный там?

— Ну да, песчаный.

— Понятно, грунт размывается, реку ничего не держит, уровень озера опускается.

— Ну да, так и есть.

— Ты до этого сам дошел? — Жмуриков неожиданно для себя перешел с Феофаном на «ты». Это в нем заговорил инженер-гидротехник, почуявший в Феофане родственную душу.

— Ну да.

— Плотины где хочешь строить?

— Вот здесь и здесь.

— Правильно, одну на истоке, другую чуть ниже старой плотины. Какова очередность строительства?

Это было что-то вроде экзамена. Жмуриков любил экзаменовать.

— Сначала перекрываем озеро, потом строим нижнюю плотину.

— Верно, слушай, да ты толковый мужик, Феофан. Голова у тебя, надо же! Когда будешь строить, время года?

— Думаю, в начале лета, когда реки обсохнут, то есть сейчас. Осенью тоже нельзя — дожди пойдут.

— Гениальная у тебя башка, Феофан, как тебя, Александрович. Ко мне работать пойдешь? Нам башковитые нужны, не хватает, ей-богу.

Жмуриков Феофана явно зауважал.

Павловский, понимая суетность таких разговоров, отмахнулся, запереминался, чего-то он хотел.

— Так какие же у тебя проблемы, Феофан? Ты же во всем как будто разобрался.

— Я не знаю, как эти плотины делаются.

Внутренний инженер-гидротехник возликовал. Ему предстояло проявить себя.

— Ну это не сложно. Там грунт какой?

— На месте нижней плотины дно каменистое, на истоке — сверху ил, внизу тоже камни.

— Значит, сваи не забить. Тогда два варианта: или делать быки, или насыпной вал.

И Жмуриков объяснил, как оба эти варианта надо претворять в жизнь.

И начальник отдела и Павловский остались друг другом довольны. Жмуриков даже позабыл об интересной статье в «Огоньке». Радовался этой встрече и проснувшийся в нем инженер-гидролог. Но под конец Феофан попросил дать ему официальное разрешение на строительство плотин, и в Жмурикове проснулась более сильная личность — администратор, который понял, что Павловский самовольничает.

— А разве вы выступаете не от имени своего колхоза?

Администратор велел ему перейти с Феофаном на «вы».

— Да я, понимаете, — стушевался Феофан, — не все еще детали согласовал с правлением, то есть с председателем, но он мне разрешит, обязательно разрешит…

— Ну вот когда разрешит, тогда и приходите за официальным документом. Мы их частным лицам не выдаем, — отрезал администратор, сидевший в Жмурикове…

Здесь, пожалуй, следует дать кое-какие пояснения.

На колхозном собрании, посвященном Дню рыбака, которое состоялось неделю назад, Феофан всех взбудоражил. Обвинил он руководство колхоза в грехах куда как серьезных. Например, в том, что оно, то есть вышеупомянутое руководство, отравило окрестные озера и знаменитую семужью реку, бездумно высыпая удобрения — аммиачную селитру — на сенокосные луга вокруг тех озер.

Остановиться бы ему в обвинениях своих, однако Феофан — отчаянная голова — выступление свое продолжил и навлек на себя начальственный гнев. Заявил он, что по вине руководства губится богатейшее в прежние годы озеро Белое: на реке, которая из него вытекает, поставили плотину, а потом из-за допущенной халатности вода прорвала плотину, река течет теперь не по руслу, а выливается прямо в море. В результате озеро усыхает, рыба из него уходит.

Только не принял народ Феофана всерьез, никому не захотелось и праздник себе портить, и связываться с председателем.

Так вот и появился Павловский в районном центре, твердо решив действовать на свой страх и риск.

Кое-что все же было достигнуто. Павловский вернулся домой воодушевленный. Он знал, как все нужно делать, а это было главным. Сразу пошел к приятелю, бульдозеристу Кольке Назарову. Тот сидел в майке, уткнувшись в телевизор. Шла какая-то антиалкогольная передача, на голубом экране мелькали неприличные лица хроников.

Колька отвлекся с неохотой, поинтересовался:

— Что, получил бумагу?

— Все нормально, — заверил Феофан. — Есть мандат!

Колька встретил эту новость без особого энтузиазма. Он знал, что свяжешься с Павловским — хлопот не оберешься. Сказал только обычную свою дурацкую фразу:

— Зер гут, очень большой зер. — Колька служил срочную в ГДР.

— Начнем завтра же, Коля!

— Ты бульдозер пробей сначала, шустряк.

— Пробью, Коля, сейчас проще, сейчас межсезонье.