Фанфаровый фарфор

И проще всего сделать вид, что ничего не происходит, ничего не изменилось, подумаешь, он, ну и что, что он, мало ли, какой там он… И понимаю, что не получится сделать вид, что ничего не произошло, что я должен что-то сделать, приблизиться к нему, и…

…и…

…черт возьми, хоть бы знать, что – и…

Иду к нему, (к другому! К чужому!) ближе, ближе, шагаю по пустоте, чуть расчерченной на очертания каких-то камней под ногами, – останавливаюсь, не доходя несколько шагов, я смотрю на его спину, я не хочу, чтобы он оборачивался, я не хочу…

Хруст под ногами.

Ветка.

Я вижу его лицо, его…

…черт, а это, оказывается, больно, когда видишь другие глаза, это больно, когда – глаза в глаза, это обжигает. Он тоже отводит взгляд, ему тоже больно.

Я понимаю, – мы умеем обжигать глазами.

Не отворачиваться.

И не смотреть в глаза.

А так. Слегка. Смотреть, и в то же время не смотреть. Подходить, и в то же время не подходить. Все в каких-то полутонах, на какой-то неуловимо тонкой грани между – уйти прочь и подойти слишком близко.

Еще два шага.

А потом нужно раскрыть рот, вот это я понимаю – раскрыть рот, вот так, а потом… а потом закрыть… или нет, не закрыть, что-то другое, что-то… вдохнуть… выдохнуть… и не просто выдохнуть, а как-то…

– А-а-а-а-аа-а…

…сам пугаюсь того, что получилось, он тоже пугается, отскакиваем друг от друга, тут, главное, собрать волю в кулак, не убежать…

…и попробовать снова…

– А… а-а-аг-га-а-аа…

Получается, черт меня дери…

– Д-доо-о-о-м-м-м-м… д-до-о-о-о-м-м-м-м…

Показываю на дом, и здорово так получается, это же —

– Д-до-м-м-м-м!

И это же —

– Тр-тр-тр-р-р-р-р-ава!

Он смотрит на меня – с пониманием, я уже догадываюсь, что он будет говорить, и все-таки пугаюсь, когда это случается, звуки какие-то странные, жутковатые —

– Му-у-у… му-у-у… му-у-у-н-нн…

Показывает на себя, повторяет нетерпеливо:

– Му-у-у-у-н-н-н-н! му-у-у-у-у-н-н-н-н-н!

Не понимаю это – мычащее, ноющее, но он настаивает на своем, снова тычет в грудь, снова мычит, смиряюсь, соглашаюсь, пусть будет так, ткнуть себя в грудь и сказать – Му-у-у-ун. Тыкаю себя в грудь, говорю —

– М-у-у-ун.

Он мотает головой, он не соглашается, он не хочет, чтобы я так делал. Принимаю правила странной игры, что он может ткнуть себя в грудь и сказать – му-у-у-н, а я не могу. Это несправедливо, думаю я, я хочу сказать ему – несправедливо, но не могу выговорить такое длинное слово, получается что-то неуклюжее – не… не… не…

Он показывает на меня, он ждет, что я скажу что-то, нет, не му-у-ун, му-у-ун нельзя, а что же тогда…

Это нечестно, думаю я про себя.

Нечестно.

Разворачиваюсь, ухожу в темноту, к себе в дом (д-доо-о-о-ом-м-м-м), у меня там ко-о-оф, у меня там жареный цыплёнок, и…

…он догоняет меня, нет, не цыпленок, а этот, он, он хочет схватить меня, но чувствует, что хватать меня нельзя, потому что… потому что у нас (у кого у нас?) так не принято, мы так не делает, он догоняет, он осторожно толкает меня в плечо, он не хочет, чтобы я уходил. Я снова показываю на себя – он отчаянно мотает головой, нет, нет, нет, ведет меня за собой к дому, а смотри, чего у меня есть, а у меня мангал есть, а у меня еще бассейн есть, а у меня еще…

А когда появился третий дом, мы уже знали, что делать – мы, – я и Мун. Подошли к дому – дом как будто понял, что мы замышляем, открыл нам калитку, пустил во двор, позволил нам растопить огонь в очаге, заварить кофе, пожарить цыпленка табака, и когда появился он – все было готово.

На этот раз я даже видел, как он появился – вот только что никого не было в комнате, и вот проступают очертания кого-то никого, четче, четче, кто-то никто смотрит перед собой пустыми глазами, еще не понимает, что такое он сам, что такое мир вокруг…

Мне интересно, какое слово он найдет первым, дом, или хлеб, или что.

…ничего не находит, видит нас, в ужасе отскакивает, кричит – тонко, пронзительно, бежит прочь, неуклюже тычется в стену, с трудом находит дверь, бежит по дорожке, спотыкается, падает, беспомощно пытается встать, смотрит на нас…

Я не знаю, что делать, я показываю на дом, я говорю —

– Д-доо-о-ом-м-м.

Мун (Мун? Мун!) показывает на себя, говорит – Мун.

Вновь прибывший смотрит на нас, смотрит с неожиданным пониманием, показывает на себя:

– Найт.

Шагает к нам. Спокойно, уверенно, по-хозяйски обирает на стол, готовит еще что-то, причудливое, замысловатое, зовет всех к столу.

Что-то не так с этим Найтом, что-то, что-то, понять бы еще, что, – не понимаю, только чувствую, что вот есть мы, а вот есть Найт. И вот еще, когда понесем скамейку с веранды на траву, это будем делать мы двое, а не Найт. Почему-то.

Смотрю на Найта, на Муна, стучатся в голову какие-то воспоминания, как мы сидели вот так… или не вот так… или еще что-то делали, я не могу вспомнить, что именно, не могу…