Фанфики к Альтернативе маршала Тухачевского

- При таких температурах даже не требовалось непосредственного контакта с пламенем - в городах Германии и Японии, например, в Гамбурге мгновенно сгорали дерево и ткани, горели асфальт на улицах и кирпичи в стенах домов, плавились алюминий и медь, размягчалась сталь в конструкциях домов. По улицам и проспектам с жутким воем проносились гигантские огненные смерчи, сталкивавшиеся на перекрестках и превращающиеся в огненные вихри. Люди - а это были женщины, дети, старики; мужчины ведь воевали на фронте - оказавшиеся на открытом пространстве, сгорали заживо, их тела превращались в золу, как в крематории. Не менее мучительная смерть ждала тех, кто пытался найти спасение в бомбоубежищах - пламя выжигало кислород, люди задыхались.

Теперь во взглядах троих из четверых был настоящий страх - Чуковскому, Ахматовой, Гумилеву не составило труда представить описанное мной в Ленинграде. Винить их у меня не повернулся бы язык - я хорошо помнила свою собственную реакцию на немецкие материалы, с истинно германской дотошностью описывающие ход и последствия стратегических бомбардировок союзников. Это был настоящий ужас, ничем не уступавший кошмару гитлеровских лагерей смерти - вся разница была в технических средствах, аморальность же тех, кто применял подобные методы, по моему глубокому убеждению, была одинакова.

- О последнем изобретении американцев, атомной бомбе, точнее, о возможных последствиях ее применения, я просто не хочу говорить - искренне сказала я - этот ужас многократно хуже 'огненного шторма'. Пожалуйста, примите мои извинения.

- Я всего этого не знал - после долгой паузы сказал Корней Иванович.

- Я понимаю - кивнула я. Но, Вы позволите дать Вам совет на будущее?

- Я буду очень Вам признателен, Анна Петровна - ответил Писатель.

- Единственная преграда, которая отделяет ленинградцев от 'огненного шторма', не говоря уже об атомной бомбе, способной мгновенно погубить больше людей, чем умерло в Блокаду - это наши воины: летчики-истребители, зенитчики, операторы радиолокационных станций - медленно произнесла я. - Можно выразиться иначе - мы все еще не стали прахом только потому, что те, кто принимает решения на Западе, прекрасно понимают, на что способны наши Армия и Флот - так что им просто не хочется разделить судьбу бесноватого фюрера. Поэтому, когда кто-то использует применительно к своим защитникам термин 'солдафоны', подумайте о том, какой вопрос возникает у тех, кто обладает всей полнотой информации.

Чуковский кивнул - он действительно все понял, это было видно по глазам, в том числе и то, что вопрос будет ставиться так: 'А можно ли считать имярек не то, что порядочным человеком - о порядочности речи быть не может - а, вообще человеком, а не последним мерзавцем?'.

- Итак, я рискну предположить, что те, кто защищает свой народ от физического уничтожения, в данном конкретном случае являются несомненным Добром - вернулась к тону академического доклада я - а, те, кто планирует уничтожение его значительной части, независимо от набора красивых слов, которыми прикрывают эти планы, являются столь же несомненным Злом.

- Или, если перейти от понятийного аппарата философии к понятийному аппарату классической русской литературы, то, полагаю, уместно будет вспомнить постулат Достоевского о 'слезинке ребенка' - завершила интеллектуальный разгром оппонента я - рискну предположить, что граница между Добром и Злом здесь видна как нельзя лучше.

Писатель молча склонил голову, признавая мою победу в дискуссии - что же, умен был Корней Иванович, умен и порядочен, это я знала давно, работая с оперативной информацией по творческой интеллигенции.

А вот чего он не знал, и, знать никак не мог, так это того, что еще в 1944 году товарищ Сталин спросил у меня: 'Товарищ Лазарева, как Вы считаете, почему интеллигенция сыграла такую роль в развале Советского Союза? Причем, ведь интеллигенты действовали во вред себе - большинство из них, лишились очень многого, будучи отброшены в бедность и нищету, не так ли?'

Тогда я могла только честно сказать, что не знаю ответа на этот вопрос. Товарищ Сталин добродушно хмыкнул в усы - и посоветовал мне подумать над этим вопросом.

Как это ни парадоксально может показаться, но ответ мне подсказал человек, отродясь не занимавшийся идеологией. Однажды вечером я пожаловалась мужу на то, что не могу найти ответа на поставленный товарищем Сталиным вопрос.

Михаил Петрович задумался - и, молчал добрых полчаса. Потом он предложил мне совместно проанализировать проблему - естественно, я согласилась.

- Итак, Аня, начнем с начала - до Петра безусловным эталоном для всего населения России, от низов до власть предержащих была 'Святая Русь', как тогда было принято говорить. Реформы Петра привели к ментальному расколу нации - для элиты, после упорного сопротивления значительной части старой русской аристократии, был введен эталон 'Европа' - начал анализ мой Адмирал.

- Но, Михаил, тогда нельзя было иначе! - возразила я.