Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века

Вовсе не так, оказывается. Единственная сила, если верить Маше, способная удержать от пропасти оголодавшую, уставшую от военных тягот Россию. Начали круто, ничего не скажешь. А как быть в ситуации разваливающегося фронта, перед лицом немецкого наступления, острой нехватки топлива и продовольствия? Карточной системы, обесценивающихся день ото дня бесполезных «керенок», усталости людей, неверия, разброда? Можете дать ответ?

— Пора нам, Фанечка, научиться политике компромиссов, — говорила за вечерним чаем Маша. — Не кукарекать бестолку о попрании священных идеалов свободы, не идти напролом. Сидение в оппозиции — слабость, ошибка. Будучи во власти, не соглашаясь во многом с большевиками, мы тем не менее можем влиять на принятие решений, легально работать с собственной партией, множить ряды сторонников… Займитесь поначалу Москвой. Походите по организациям, познакомьтесь с левоэсеровскими активистами, в особенности с заводскими. Будете информировать меня о самом важном. Скоро проведем съезд, выработаем программу действий, пополним партийные ряды…

Недели не прошло, как обухом по голове: в Брест-Литовске заключен сепаратный мир с немцами, советская Россия признала себя побежденной, вышла из войны. По условиям соглашения целый ряд территорий, включая Польшу, Украину, Белоруссию, несколько северо-западных районов, переходят под суверенитет Германии. Бред какой-то…

Из дневников писателя Ивана Бунина 1917–1918 гг.:

«Вчера журналисты в один голос говорили, что не верят, что мир с немцами действительно подписан. «Не представляю себе, — говорил А.А. Яблоновский, — не представляю подпись Гогенцоллерна рядом с подписью Бронштейна!»

В половине пятого на Арбатской площади, залитой ярким солнцем, толпы народа рвут из рук газетчиков «Вечерние новости»: мир подписан! Позвонил во «Власть народа»: правда ли, что подписан? Отвечают, что только что звонили в «Известия» и что оттуда твердый ответ: да, подписан. Вот тебе и «не представляю»… На стенах домов кем-то расклеены афиши, уличающие Троцкого и Ленина в связи с немцами, в том, что они немцами подкуплены. Спрашиваю у Клестова:

— Ну а сколько же эти мерзавцы получили?

— Не беспокойтесь, — ответил он с мутной усмешкой, — порядочно…

Итак, мы отдаем немцам 35 губерний, на миллионы пушек, броневиков, поездов, снарядов»…

Новость о заключении мира застала ее в «Доме анархистов» на Малой Дмитровке, куда она пришла, чтобы прощупать настроения давних некогда соратников по борьбе. Шла волнуясь по тихой, застроенной богатыми особняками улице, вспоминала прошлое. Анархисты остались в памяти бесшабашными смелыми людьми, поправшими ненавистные законы, буржуазную мораль. Благородные разбойники, недоучившиеся карбонарии наподобие книжного Овода.

В реквизированном анархистской «черной гвардией» особняке богачей Цетлиных толпился пестро одетый народ. Черкески с газырями, каракулевые бекеши, гимназистские фуражки. Кучка личностей, опоясанных ремнями, бродила по лестницам, курила, закусывала на подоконниках, прижимала к стенкам хохочущих дам. Богатый, в позолоченной лепнине особняк был загажен до крайности. Обои в лохмотьях, мебельная обивка распорота и изорвана в клочья. На стоящих впритык столах — объедки пищи, обглоданные кости, пустые банки из-под консервов, раскиданные игральные карты, на паркете с омерзительного вида вонючими лужами — пустые бутылки с отбитыми горлышками, осколки стекла.

Восседавшая за конторкой с папиросой в зубах комендантша с золотыми серьгами в ушах познакомилась бегло с ее мандатом, повела наверх.

— Посидите, послушайте, — отодвинула тяжелую гардину перед дверью, — у товарища Атабекяна беседа с новобранцами.

В поместительном салоне с хрустальной люстрой на потолке полтора десятка молодых парней слушали элегантно одетого молодого мужчину с шелковым бантом в петлице — анархистского теоретика и вождя Александра Атабекяна.

Она присела в кресло неподалеку от двери, вытащила блокнот с карандашом, прислушалась.