Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века

Весна не радовала погодой: стыло, пасмурно, на обочинах улиц мерзлый снег, люди в ватниках, шинелях, теплых шапках. Накануне Первомая столица принарядилась: на стенах домов, на заборах — красочные лозунги, транспаранты. Красная площадь, Тверская, Лубянка, Театральная площадь запружены народом, в кумаче знамен. С утра праздничного дня с городских окраин, рабочих районов потянулись в центр колонны манифестантов — пешком, на чадящих удушливым дымом грузовиках, опоясанных красными лентами. С песнями, балалаечным треньканьем, гармошечными переборами.

Она ехала в грузовике с рабочими завода «Серп и молот» — оплоте столичной организации социалистов-революционеров. Останавливались то и дело: колеса елозили по скользкой мостовой, подвыпившие пролетарии прыгали с бортов, толкали весело переполненный грузовик.

Больше часа простояли на Манежной — ждали, по слухам, принимавшего военный парад на Ходынском аэродромном поле Ленина. Она пошла размяться по тротуару, подошла к кучке людей, слушавших рослого мужчину в распахнутой шубе, декламировавшего стихи.

— А сейчас, товарищи, только что написанное… — раскрасневшийся на морозце декламатор извлек из кармана листок. — Сочинил нынешней ночью, к Первомаю. Название «В огненном кольце».

— Валяй, Демьян! — выкрикнул кто-то из слушателей.

— Еще не все сломили мы преграды!

— рубанул рукою воздух поэт. —

Еще гадать нам рано о конце.

Со всех сторон теснят нас злые гады,
товарищи, мы — в огненном кольце!
На нас идет вся хищная порода,
насильники стоят в родном краю,
судьбою нам дано лишь два исхода:
иль победить, иль честно пасть в бою.
Но в тяжкий час, сомкнув свои отряды
и к небесам взметнув наш алый флаг,
мы верим все, что за кольцом осады
другим кольцом охвачен злобный враг.
Что братская к нам скоро рать пробьется,
что близится приход великих дней,
тех дней, когда в тылу врага сольется
в сплошной огонь кольцо иных огней.
Товарищи!

— Задохнулся воздухом. —

В возвышенных надеждах,
кто духом пал, отрады не найдет,
позор тому, кто в траурных одеждах
сегодня к нам на праздник наш придет.
Товарищи, в день славного кануна
пусть прогремит наш лозунг боевой:
Да здравствует всемирная коммуна!
Да здравствует наш праздник трудовой!

Публика вяло зааплодировала.

— Спасибо, товарищи! — застегивал крючки на шубе поэт. — С пролетарским вас всех праздником!

Двинулись, наконец, на принаряженную Красную площадь, заиграли неподалеку «Марсельезу». Она тянула голову из-за портретов Карла Маркса и Энгельса. Грузовик проезжал дребезжа по мерзлой брусчатке мимо деревянной трибуны рядом со Спасской башней, на которой стояли члены ЦИК и Московского совета. Увидела мельком махавшего рукой Ленина в бекеше, рядом — Крупскую в меховой шляпе, кого-то еще.

— Товарищу Ленину, сла…

Стоявший рядом усатый мастер не успел выкрикнуть приветствие — кто-то из молодых за его спиной нахлобучил ему под хохот на лицо меховую шапку.

1918 год: газетно-журнальная хроника

Журнал «ИСКРЫ»:

МОСКВА. «Русская революция выросла из хвостов. Уже более шести месяцев московское население переносит казнь, которая настолько велика, что она уже становится невмоготу. Хвосты, хвосты, хвосты и что ни день, то новый или более длинный хвост, новые мучения, новые страдания. И страдает именно беднейший обыватель, который часами и в дождь и в непогоду стоит в хвосту, чтобы получить кусок хлеба, кусок мыла, фунтик керосину, одну картофель, два яйца и т. д. Тот, который, казалось бы, должен прежде всего заботиться о бедном брате, он как раз наоборот, не думает о нем вовсе и сам через разные свои комитеты получает все, что ему угодно. А хвосты все растут, и вместе с ними растет раздражение, негодование и возмущение населения. В хвостах можно слышать всевозможные разговоры, упреки, укоры и ругательства, но чаще всего слышен вопрос: когда конец этим пыткам? Но на это им отвечают указанием, что необходимо углубить революцию, надо покончить с буржуями, с генералами и т. д. Как будто бы с исчезновением одного или двух буржуев или генералов хвост станет короче, голодные желудки народа станут полнее».

Из «дневников» писателя Ивана Бунина 1917–1918 гг.: