Осторожно выйдя из круга, он поставил в самый его центр маленькую жаровню, разжёг в ней угли, а покуда они разгорались, открыл окно и в ожидании уселся неподалёку. Вечер был душный, в воздухе пахло грозой, и виски Козмо сжались от неодолимой тоски. Небо словно потяжелело и сдавило скопившийся внизу воздух. Все предметы окрасились в лиловатый оттенок, а в открытое окно влетал запах дальних полей, который не смогли задушить даже городские испарения.
Вскоре угли накалились. Козмо высыпал на них ароматные курения и те снадобья, что приготовил заранее, вошёл в круг, обернулся к зеркалу и, устремив свой взор на прекрасный лик, дрожащим голосом проговорил могущественное заклинание. При первых же словах красавица побледнела, потом зажглась пунцовым румянцем и спрятала лицо в ладонях. Козмо проговорил новое заклинание, ещё более страшное. Девушка поднялась и в нерешительности стала ходить по комнате. Козмо заговорил снова, и она начала беспокойно искать кого–то взглядом. Наконец она как будто бы увидела его; её расширившиеся глаза посмотрели прямо на него, и она медленно, словно нехотя приблизилась к своей стороне стекла, зачарованная устремлённым на неё взором. Ещё никогда Козмо не видел её так близко.
Наконец–то их глаза встретились, но он никак не мог понять выражение её взгляда. Он был полон кроткой мольбы, но помимо этого в нём было что–то такое, что он никак не мог истолковать. Сердце его безудержно колотилось, в горле застрял комок, но он не позволил ни восторгу, ни волнению удержать его от последнего шага. Неотрывно глядя ей в лицо, он произнёс самое сильное заклинание, какое только знал. Неожиданно красавица повернулась и вышла из зеркальной комнаты, а через мгновение дверь его чердака отворилась, и она вошла к нему, живая и настоящая. Забыв обо всех предосторожностях, он рванулся из магического круга и упал перед ней на колени. Она стояла перед ним живым воплощением его страстных видений — совсем одна, в предгрозовых сумерках, освещённых колдовским огнём.
— Зачем, — дрожащим голосом проговорила она, — зачем тебе понадобилось приводить сюда бедную девушку, под дождём, да ещё и совершенно одну?
— Потому что я погибаю от любви к тебе. Но я только вывел тебя из зеркала…
— А–а, зеркало!.. — она взглянула на него и содрогнулась. — Пока оно существует, я ничем не лучше рабыни… Но не думай, что я здесь благодаря заклинаниям. Ты так горячо хотел увидеть меня, и эта страсть так настойчиво стучалась в дверь моего сердца, что я просто не могла не уступить.
— Так значит, ты не можешь меня любить? — прошептал Козмо, которого так сильно трясло от страсти, что слов его почти нельзя было разобрать.
— Не знаю, — печально ответила она. — И не узнаю, пока не освобожусь от колдовских чар. Ах, какое это было бы чудо, прижаться к твоей груди и плакать, плакать до самой смерти; ибо мне кажется, что ты любишь меня, хоть я не знаю, так ли это. Но…
— Я люблю тебя! — заговорил Козмо, поднимаясь с колен. — Люблю, как… Нет, я не знаю, с чем это сравнить. Когда появилась ты, всё другое просто исчезло.
Он взял её за руку, но она тут же отдёрнула её.
— Нет, лучше не трогай меня, — зашептала она. — Я в твоей власти, и поэтому мне нельзя…
Внезапно она залилась слезами, упала на колени и умоляюще проговорила: — Козмо, если ты и вправду любишь меня, то дай мне свободу! Освободи меня даже от себя самого! Разбей зеркало!
— Но увижу ли я тебя, если разобью его?
— Этого я не знаю. Не стану тебя обманывать; может случиться, что мы уже никогда не встретимся.
В груди Козмо поднялась яростная борьба. Наконец–то она была в его власти. Она не испытывает к нему неприязни, и он может видеть её, когда захочет. Разбив зеркало, он погубит всю свою жизнь; его вселенная лишится последней радости. Весь мир станет для него тюрьмой, если он уничтожит единственное окно, в котором ему открылся райский сад любви!.. Любовь его ещё не была по–настоящему чистой, и он колебался.
— О нет! — мучительно простонала дева, горестно подымаясь с колен. — Он не любит меня! Он не любит меня, как я люблю его! Горе мне, горе! Ведь я хочу его любви даже больше той свободы, о которой прошу!
— Неужели я буду ждать, пока сердце моё само захочет отпустить её? — вскричал Козмо и ринулся в тот угол, где стояла шпага. В комнате уже было совсем темно, и только угли отбрасывали на стены багровый отсвет. Козмо схватил шпагу за стальные ножны, подскочил к зеркалу и уже собирался изо всех сил ударить по гладкому стеклу кованой рукояткой, как вдруг шпага наполовину выскользнула из ножен, и её эфес попал по кирпичной кладке над самым зеркалом. В ту же секунду откуда–то из–за стены раздался оглушительный удар грома, и Козмо упал навзничь, так и не успев ударить по зеркалу ещё раз.