С восьми утра патрули пошли по домам. В каждый дом, в каждую квартиру, в каждую семью. Там, где горели лампады и висели в красном углу иконы, пришедшие просили вежливо показать свои кресты, обязанность ношения которых была прописана в законе, выпивали за праздник, если подносили, просто обнимались с единоверцами, если не подносили, крестились часто, и шли к соседям. Нет иконы? Нет креста? Выходи! И без шума, без сутолоки!
Некрещеных сводили к центральной площади, на которой были уже расставлены купели для детей, стояли переносные колокольни, празднично раздававшие свой звон всему городу. В тех местах, где была река, вели к реке. Погода была летняя, хорошая. Некоторые из нехристей заранее надевали купальники и плавки, чтобы поплавать всласть.
Специально обученные люди устраивали беспорядки, красиво и картинно не подчиняясь законным требованиям властей. Тогда в бой вступал ОМОН, так же красиво и картинно размахивая длинными резиновыми дубинками и выпуская в разные стороны гранаты со слезоточивым газом, подкрашенным по поводу праздника в голубые и красные тона. Сопротивляющихся с молодецким уханием, с раскачиванием на руках кидали силком в воду. А потом окруженный ладанным дымом священник в золоте совершал таинство крещения. И все становились крещеными.
На этом праздник не завершался.
Была еще нация, которая не только не крестилась, но и причастна к празднику была совсем с другой стороны.
- А чего они, а? - раззадоривали друг друга только что окрестившиеся мужики. - Чего они - нашего Христа так не по-человечески?
Военные и ОМОН выстраивали коридор, по которому мокрые и возбужденные, получившие после купания по стакану церковного кагора, шли куда-то, где оказывался дом, как правило отдельно стоящий, чтобы не было вдруг пожара на весь город. Ворота были помечены заранее шестиконечной звездой. Ценности особые сданы в банк на хранение. Ну, если нормальный человек, понимающий. В больших городах даже организовывали не один дом, а целый квартал, да еще со своей еврейской молодежной милицией. И вот тут уже шла стенка на стенку.
После обязательного погрома, после разгона с улиц всех, не похожих на православный люд, после массовых драк своих со своими под теплой охраной ОМОНа и армии, народ успокаивался, размякал, и сидел в открытых для такого дела кафешках и простых забегаловках, обнявшись сбитыми руками, плача от умиления, радуясь единству народа в такой день - 28 июля.
- Правильный праздник, - говорили старики, кивая головами.
- Правильный праздник, - потирали руки торговцы крестиками и иконками.
- Очень правильный праздник, - говорили власти. - Он с одной стороны объединяет, а с другой - дает выход эмоциям. Очень правильно предки придумали такое.
Говорили, подумывают в верхах о введении чего-либо подобного, так, чтобы ежеквартально. А не раз в год.
Хотя, и так хорошо, соглашались все.
Хороший праздник.
--
РеволюцияДнём Сашка пошёл на революцию.
Революция - это такая всеобщая движуха и настоящий пир духа. Когда ты со своими до самой ночи, то потом такой подъём душевный, такая радость, такое ощущение своей силы и значимости!
Революция в этот день, как обычно, была на центральной площади перед Домом правительства.
Народ собирался со всего города. Да что там - со всей страны! Несли флаги, разные транспаранты. Несли гитары и аккордеоны. Несли усилители и колонки, тут же запитывая их от заранее подогнанных дизельных электростанций. Звучала хорошая музыка. Красивые и умные люди кричали в микрофоны красивые и правильные слова. Мурашки пробегали по коже, рука сама собой вскидывались вверх со сжатым кулаком.
- Да! - кричал Сашка со всеми вместе, когда надо было кричать "да".
- Нет! - орал он до хрипоты, когда было нужно сказать "нет".
- Ре-во-лю-ци-я! - кричал он со всеми и в едином ритме прыгал, радостно смеясь.
Вся площадь, вся масса народа прыгала. Казалось, начинается землетрясение - такой стоял гул. Ух, какая силища - народ!
Сашку прижали к решетке сада. Внезапно прямо в глаза вспыхнул свет, и кто-то сбоку закричал:
- Этого - крупно! Ближе показывай, ближе!
На огромном экране над сценой Сашка видел себя. Сурового, толкающегося, со сцепленными зубами и умным прищуром - потому что свет прямо в глаза.
- А-а-а! - закричал он в восторге.
И все подхватили:
- А-а-а!
- Ре-во-лю-ци-я! - кричал он прямо в объектив камеры.
И вся площадь подхватывала и кричала "революцию" и аплодировала ему, Сашке.
А его уже выдернули из толпы и проводили чуть в стороне с ним самое настоящее телевизионное интервью в прямом эфире.
- А чего они? - отвечал он на вопросы красивой блондинки. - Мы - народ. Мы здесь власть! Это по всякой конституции, даже по американской, к примеру.
Все-таки на третьем курсе он уже знал, что и как говорить.
- Саш, там ворота! - подбегали однокурсники.
- Открывай! - махал он рукой на камеру.
Снова подбегали:
- Там замок и цепь!
- В машинах должны быть инструменты! - кричал он и показывал вокруг.