– Хорошо бы не посмертно! – озабоченно сказал Добрыня.
– На то и война, – резонно заметил розмысл. – Ты, я думаю, труса не спразднуешь. Такого только допусти до битвы, геройские подвиги совершит. Совершишь, Добрынюшка?
– Жизнь покажет, – поосторожничал бранник и поднял палец. – Не простые степняки ведь на нас идут, бают – гоги и магоги! Наслышаны мы о сих душегубах!
И все-таки, несмотря на известие, радостно было у Серьги на душе, как только может радостно быть у человека, уже простившегося с жизнью и вдруг обнаружившего, что никто у него эту жизнь отбирать не желает. И, как у каждого спасшегося от бедствий и угроз, в голове розмысла уже шевелились мысли, как крепость оборонить от орд заомонских, как неприятеля с величайшим уроном отбить. Сразу ясным становилось, что большие змеи огненные здесь не годились. Не к тому они были предназначены! А вот ежели уменьшить их размерами, обойтись одной камерой, да положить на механизм с винтом, высоту устанавливающим, да запускать скопом по нескольку «змеят» разом, укусы их вельми болезненными окажутся, что для гогов, что для магогов…
– Ну что? – спросил из унылого угла чудесно трезвый для долгой гулянки жидовин. – Будем землю русскую спасать?
– А куда мы денемся? – удивился розмысл. – Своя же земля, единственная. Не отдавать же татям святую Русь на поживу!
Лошади у мунгалов были мохнатые и маленькие. Не лошади, горбунки какие-то.
И воевали мунгалы не по-людски. Навалятся скопом, орут свои «кху! кху!», а потом вдруг оборотятся в бегство, ровно силы бранников испугавшись. Только пыль за копытами их мохнатых лошадок летит.
– То нам ведомо, – сказал воевода Илья, который кроме доспехов надел ерихонку, прикрепил к ней бармицу, плетеную из железа, чтобы прикрыть лицо, плечи и грудь. – В засаду заманивают! Они завсегда прежде основных сил свои летучие ертаулы рассылают.
Последняя дружина русских бранников, с трудом отбившись от наседающих со всех сторон гогов да магогов, укрылась в крепости. Многие были ранены, у иных руки на перевязях, другие – с головой израненной – щеголяли белыми повязками, сквозь которые алость проступала. Не для одного русского придется в скором времени на кладбище жальники копать!
– Махонькие они какие-то, – жаловался воевода Илья, – дабы по такому попасть, надо палицей два дня целиться. И стреляют они не по-нашему, мы тетиву натягиваем, а они лук тянут. Одно слово – нелюди! В Рязани, говорят, все сусальное золото с куполов церковных ободрали! Не зря к ним проигравшиеся и пропившиеся байгуши льнут!
С зубчатой крепостной стены казалось, что местность перед городом Энском кишит мелкими деловитыми фигурками. Казалось бы, что можно делать в чистом поле? А мунгалы дела находили! Кто шатер натягивал в отдалении, кто деревья сухие в ближайших рощах вырубал на дрова под пузатый медный котел, который уже катили по зеленой траве несколько вражеских воинов. И варить уже в том казане было что – визжали в ужасе поросята, молили блеяньем о пощаде овцы, прощались с жизнью жалобным мычанием телушки. Иные из неприятеля, не найдя дела хозяйственного, скакали на лошадях вдоль стен, кричали обидно, показывали защитникам непристойные знаки и пускали в сторону крепостных стен длинные свистящие стрелы из своих костяных луков.
– Много их тут собралось, – сказал розмысл.
– Боишься, что не совладаем? – спросил немец Янгель.
– Давить этих гогов, не передавить, – вздохнул розмысл. – Не зря к ним варнаки льнут!
Дни перед вторжением не прошли даром – на крепостной стене стояли станки, искусно сделанные, а на станках тех пока еще смирно, с жалами спрятанными, лежали двухметровые «змееныши» в ожидании ратного дела.
– Харчиться собираются, – сказал Янгель. – А что это там?
Чуть в стороне от основной массы чужих воинов несколько десятков оборванных людей под рукою важного мунгала в расшитом халате собирали странные устройства с огромными ложками во главе устройства.
– Обедать они ими собираются, что ли? – недоуменно пробормотал Илья. – Так ведь в рот такая ложка не полезет!
– Сие есть великое китайское изобретение для метания камней на расстоянии, – объяснил китаец Жо Бень, которому в теремах было делать нечего, вот и выбрался он на стены, поглядеть на общих врагов. – В ложку эту кладется камень, который посредством специально устроенной тетивы из бычьих жил метает этот камень на вельми большое расстояние. Предназначено для разрушения стен и поражения врагов на оных!
– Что же вы ворогам такое полезное дело в руки отдали? – сощурился Илья.
– Попробуй не отдать, – вздохнул китаец. – Тут же тебе пятки к затылку завернут, только позвонки хрустнут. А потом шакалам для удовольствия выбросят. Я так скажу, уважаемый Серьга, надо это дело как-то расстроить, если они метательные машины соберут, большой урон русскому воинству тем содеян будет.
– Что же, попробуем, – не без удовольствия, впрочем, сопряженного с тревогою, сказал розмысл и повернулся к жидовину: – Ну, мы готовы к великому делу, Лев Абрамыч?