Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Глава восьмая, в которой рассказывается о римских методах воспитания расхитителей и о том, как в райкоме партии решалась судьба легиона

Новоявленные Плиний Гай Кнехт и Ромул Сервилий Луций вновь проявили свою подлую вторую натуру, продав два медных котла проезжавшим по ростовской дороге цыганам. Чтобы сбагрить казенное имущество, непутевые легионеры угнали в колхозе «Заветы Ильича» трактор «Беларусь». Трактор они тоже пытались продать; цыгане осмотрели его, ощупали, а один даже объехал на тракторе вокруг бензозаправки, но купить трактор дети степей и ветра все-таки не решились.

Котлы же ушли безвозвратно. Ищи в поле ветра!

Раздосадованный утратой воинского имущества Птолемей Прист приказал воров наказать, и ультима ратио – этот последний довод, – волосяной бич в очередной раз загулял по спинам воров и растратчиков. Деньги, полученные за уворованные котлы, преступники уже, разумеется, пропили, и сейчас два пьяных голоса взывали хрипло к милосердию и состраданию:

– Сатис эст! Да хватит же, братцы! Софлицит! Сатис эст! Сатис!

Слушая кающихся грешников, центурион с грустью думал, что рожденного свиньей трудно вразумить даже пер аргументум бацилинум, и плохо верилось в то, что палочные аргументы окажут на завывающих пройдох необходимое воспитательное воздействие.

Впрочем, кво верба нон санат, карцер санат, квос карцер нон санат, вирда санат![16]

– Сатис эст! – тоненько повизгивал при ударах Ромул Луций. – Сатис! Сатис, суки!

– Сатис! – басовито вторил ему Плиний Кнехт. – Ой, блин, сатис!

Центуриону было смешно и противно наблюдать за экзекуцией. Поймав умоляющие взгляды новообращенных, центурион показал им кулак:

– Квос эго! – хотя и понимал, что слова бесполезны, горба ими не выпрямишь и совести не прибавишь.

О темпоре! О морес! Все-таки воспитывать человека надо, что говорится, ад инкунабулис, то есть с пеленок, иначе из хомо аморсебаратус хабендит не изгонишь.

Со скамеечки за экзекуцией с большим интересом наблюдал старший участковый Соловьев. Михаил Денисович по случаю выходных был в цивильной одежде. Гражданский костюм делал участкового похожим на респектабельного работника торговли старшего звена. Год назад в райпо завезли югославские костюмы, и прежде чем районное начальство проведало о поставках импорта и наложило на свободную реализацию костюмов табу, большую часть разобрали именно торговые работники, а поскольку жена Соловьева являлась старшим кассиром потребкооперации, то и участковому досталось товара из-за бугра.

Сейчас Соловьев сидел на лавочке, попыхивая болгарским «Фениксом», и с любопытством наблюдал за мастерством бичующего. А полюбоваться было чем – бич выписывал замысловатые восьмерки, круги, спирали и впечатывался в обнаженные задницы воров и растратчиков с характерным чмокающим звуком.

Экзекутор в движениях был нетороплив, но резок.

Птолемей Прист присел на скамеечку рядом со старшим участковым, и милиционер торопливо затушил сигарету. Легионеры табака не знали, курящих почитали за наркоманов, а к табачному дыму питали явно выраженное отвращение.

– Мартышкин труд! – сказал старший участковый. – Что толку пороть, если исправить уже ничего нельзя? Раньше их надо было пороть, когда они в школе учились.

Центурион наблюдал, чтобы бичуемым доставалась экс аэкво, коль уж оба одинаково виноваты.

– Федор Борисович просил свою благодарность передать, – сказал Соловьев.

– Грацио, – сказал Птолемей Прист. – Дежурному передай.

– Да она устная, благодарность-то, – смущенно объяснил Соловьев. – Большого подлеца поймали. Эта скотина еще при немцах в гестапо работала, доносы на честных граждан писала!

Все-таки похоже, что в Бузулуцке жили не совсем нормальные люди. Сегодня они сравнивают человека с рыбой, а чуть позже его же со скотиной. Хомо он и есть хомо, даже если душа у него канисная, собачья.

– Я знаю, – с достоинством сказал центурион. – На галлов работал. Во Вторую Пуническую.

– Да нет, – поправил участковый. – С немцами в Великую Отечественную. Говорят, в казнях участие принимал!

– Воздадут по заслугам? – спросил центурион.

– Может, и воздадут, – сказал участковый. – Как подсохнет, его в область повезут. Там и разберутся.

– Пак паки рефери, – задумчиво сказал центурион, глядя, как осторожно и прямо идут после окончания экзекуции новообращенные по территории дворика при казарме. – Равным за равное, Михаил, про боно публио.

– У нас публичных наказаний нет, – грустно сказал участковый. – Вам хорошо – провинился, вы его тут же и выпороли. А у нас наперед столько бумаги изведешь…

В то же самое время в райкоме партии шло закрытое совещание.