— Слушай, Масляков, — вдруг сказала Ляля. — Если все кончится хорошо, если мы вернемся…
Она не договорила, но я ее прекрасно понял.
Чего она еще могла хотеть, как не того же, что и я?
— Да! — я еще крепче сжал ее маленькую руку. — Да!
А потом я смотрел, как, покачивая крыльями, набирает высоту ненадежный, похожий на диковинную птицу Р-5, на котором улетала Ляля. В горле стоял комок, но на душе было светло и хорошо, душу согревало ненадежное непрочное будущее, в которое мы оба верили.
Я знал, что мы обязательно увидимся, мы не можем не увидеться, но, глядя вслед тающему в сером небе самолету, я мысленно молился Богу, чтобы он уберег Лялю. Странное дело, но я обращался не только к нему. Было еще одно существо, причем гораздо ближе к Ляле, и оно тоже должно было сделать все, чтобы обеспечить безопасность ее полета.
То, что я задержался, провожая Лялю, позволило увидеть мне нечто загадочное, чему я не мог найти никакого обоснования. В этот день с того же аэродрома в Москву улетал старший майор Серебрянский. Сутулясь, он шел к самолету, сопровождаемый немногочисленной группой офицеров. Но не это поразило меня. Что я, отлетов начальства не видел, особенно московского. Только вот… Нет, спутать я не мог — в двух шагах позади майора шел капитан Скиба. Шея у него была забинтована, сапоги, как всегда, начищены, форма подогнана.
Только шел он странно — так могли бы покойники ходить, по крайней мере, те, с кем мы дрались еще несколько дней назад на Алексеевском кладбище, двигались именно так.
Вместо заключения
— Капитан Скиба? — переспросил я собеседника. — Но вы же сами говорили, что он погиб во время боя на кладбище? Того боя, — голосом обозначил я.
— Я ведь сам это, своими глазами видел, — задумчиво сказал Масляков. — И спутать я его ни с кем не смог. Слишком долгое время я с ним рядом служил. Но вот в чем странность… Вышагивал он рядом с этим самым Серебрянским какой-то деревянной походкой. Неживая, одним словом, у него походка была. Я еще тогда подумал, что чекисты хотели два десятка покойников увезти, а пришлось только одного. Да и то своего. Вернее, нашего — капитана Скибу.
— Так вы полагаете?..
Я не окончил фразы. Уж больно жутко было слушать этот разговор ночью, когда за окном плывут черные тени, а желтые огни пристанционных фонарей кажутся глазами хищного зверя.
— Не знаю, не знаю, — Масляков с сомнением помотал головой. — Я рассказываю то, что видел. Есть у меня некоторые догадки, но я о них даже сейчас в эпоху всеобщей свободы промолчу. Вы когда-нибудь о черных церберах НКВД слышали?
Я отрицательно покачал головой.
— И радуйтесь!.. — еле заметно усмехнулся мой собеседник.
— И вы никогда о своем капитане больше не слышали? — осторожно спросил я.
Масляков удивился.
— А что я мог услышать? О покойниках говорят только хорошее, либо вообще ничего не говорят. Вот только одна была странность. Но это не я заметил, это Дворников Сергей Семенович. Он у нас был большой любитель чтения «Красной звезды». Так вот, Скибе за тот наш бой посмертно орден Боевого Красного Знамени дали, о том и в газетке было пропечатано. Так и указано — посмертно. А еще через три месяца сообщение в той же газете, указывается, что капитан Скиба за выполнение особого задания правительства орденом Красной Звезды награжден. И тоже посмертно.
— Однофамилец? — предположил я.
— Инициалы тоже совпадали, — с сомнением сказал Масляков. — А я в такие совпадения не верю…
— Глупо же награждать покойника орденами и медалями? — не сдержался я.
— Как сказать, как сказать, — Аркадий Николаевич погрозил мне пальцем. — Мертвых всегда для живых награждают. Чтоб, значит, знали, помнили и боевой пример с него брали. Может, и в этом случае именно так произошло. А уж за какие заслуги его второй раз посмертно наградили, об этом только Богу и начальству известно. Хотел бы я посмотреть на тот наградной лист! Хотя, скорее всего, ничего необычного в нем не было. За кладбище нас тоже наградили — и меня, и Дворникова, и Пашу Дроздова…
Некоторое время Масляков отстраненно смотрел в окно, а меня подмывало подступить к нему с вопросами. Многое меня интересовало: и как у оставшихся в живых дальнейшая служба пошла, и с чем еще в жизни столкнуться пришлось, а прежде всего — кто такие церберы НКВД, о которых даже просто знать небезопасно.
Вместо этого я вдруг почему-то спросил:
— А с Лялей вы тоже больше никогда не увиделись?
— Почему же, — возразил Аркадий Николаевич, — в сорок шестом поженились, когда в город вернулись. Она у меня молодец, пять раз чемпионом страны в соревнованиях авиамоделей становилась. Радиоуправляемые модели у нее такие фигуры заворачивали, специалисты из разных стран только ахали!
Он подмигнул мне, и я вдруг понял, что следующий вопрос, который уже буквально вертелся у меня на языке, можно было не задавать. Кто может пилотировать авиамодель так искусно? Командами с земли все не объяснишь.
Я представил себе гремлина, сидящего в кабине авиамодели, его восторг при наборе высоты и то, с каким наслаждением он, вероятно, исполнял на этой авиамодели фигуры высшего пилотажа.