Подполковник Кружилин продолжал свою хозяйственную беседу с начальником ПМК. Он отвечал за весь райотдел, а тут как раз надо было новые двери в изолятор временного содержания задержанных сварить из листового железа. И вообще — сварочный аппарат штука нужная, райотделу без нее никак нельзя.
— А вот это не могу, — сказал начальник ПМК. — И не проси, Виктор Степанович. Вчера два моих охламона в ночь остались короба «жигуленка» проварить. Ну, разрешил, не подумав. Так они трансформатор сожгли, да так сожгли — восстановлению не подлежит! Вот теперь решаю, что мне с ними делать. Мужики-то работящие, мастеровитые, сам не пойму, как это у них получилось.
— А мне что делать? — спросил подполковник Кружилин.
— Да что я, единственный? — поморщился начальник ПМК. — У Агудяева спроси, у него сварочных аппаратов штук пять по цехам.
В ворота ПМК заглядывали возбужденные уфологии. При милиции они на территорию заходить не рисковали, ждали, когда следственно-оперативная группа работу закончит. Антон Черноглаз объяснял что-то коллегам, по обыкновению часто и беспорядочно размахивая руками. За подобные манеры беседы на периферии его иначе и не называли, как «Тоша-дурмашина». Черноглаз на это уже и не обижался.
Земляков послонялся по двору бесцельно и поймал на себе взгляд Милены Ружич. Странно она на него смотрела, так обычно разглядывают давно потерянный и случайно найденный предмет. От этого Владимир еще больше расстроился, захотелось сделать кому-нибудь что-то не слишком приятное, поэтому Земляков подошел к воротам и грубо сказал:
— Шли бы вы отсюда, граждане, не мешали бы людям работать!
— Общественность должна знать, что происходит в Кулибинске! — запальчиво крикнул Вадим Поспешаев.
— Узнает, когда расследование закончится, — пообещал Земляков.
— Разве вы не видите, что традиционные методы расследования здесь не годятся? — спросил Черноглаз.
Да видел все это Земляков, прекрасно видел!
Только на данном этапе его желания и желания общественности, особенно в лице этих ученых прохиндеев, абсолютно не совпадали. Загнать бы их сейчас в камеру за мелкое хулиганство, пусть пометут метлами главную площадь Кулибинска перед трибунами с гипсовым хмурым Лениным с правой стороны. Он даже посмотрел на подполковника Кружилина — не даст ли тот подобной команды? Подполковник был по-прежнему увлечен беседой с начальником ПМК. Похоже, они торговались. Ясное дело, начальник ПМК пытался заполучить у подполковника суточников для работы на территории мехколонны в качестве подсобных рабочих. А последние инструкции это категорически запрещали. Далекий Страсбургский суд внимательно следил, чтобы в России рабский труд не использовали. Но Страсбург, в конце концов, был далеко, а нужды милиции были значительно важнее соблюдения нелепой законности, поэтому подполковник Кружилин понемногу уступал напористому начальнику ПМК, который теснил его в азарте уже не только словами, но и объемистым животом, который выдавал в нем большого любителя пива.
Уфологи разочарованно присели на ближайшей к ПМК скамейке.
— А он ничего, этот участковый, — неожиданно томно сказала экстрасенс Хулинадо. — Пожалуй, я даже готова ему отдаться, если этого потребуют интересы дела!
— Ирина! — излишне горячо укорил ее Черноглаз.
— Настоящий исследователь не должен щадить себя, — сказала Ирина. — Антон, ты же сам говорил, что ради постижения истины готов отдать самое дорогое, чем ты владеешь. Помнишь, как ты сам…
— Ирина! — снова сказал Черноглаз, но уже более сурово.
— Я же говорил, что собаки лают перед покойником, — сказал Поспешаев. Не для того, чтобы еще раз подчеркнуть свою правоту, а исключительно для того, чтобы уберечь экстрасенса Ирину от незрелых и недостойных серьезного ученого решений.
— Я вот читал, что покойника специально вперед ногами выносят, — нарушил напряженное молчание журналист Мильштейн. — Делают это для того, чтобы покойник назад вернуться не мог. И специально, когда выносят покойника, должен кто-то в доме оставаться. Есть такое поверье: если все из дома уйдут, то вся семья скоро вымрет.
— У Иванкиной она даже больше стала! — возразил Поспешаев. — Теперь у нее в квартире этот Возген Гексенович живет, три его племянника, два дальних родственника на балконе.
— Еще я читал, что покойники бывают спокойными и беспокойными, — продолжал разговор журналист. — Спокойные в гробу лежат, а беспокойные по окрестностям лазают. И все это до сорока дней — потом и те, и другие куда-то отправляются.
— По поверьям, — сухо и недовольно сказал Антон Черноглаз, — первый день по выходу из тела душа остается при покойнике, на второй день ходит по святым местам, на третий день она идет к Богу, и тут окончательно решается ее участь, а до сорокового дня — времени отлета — душа живет на земле, чаще всего у церкви или около своего дома.