Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

Царевна всех милее,
Всех румяней и белее…

Что тут началось! Минут десять царица в бешенстве каталась по сцене, выла, топтала зеркальце и вообще вела себя отвратительно. Зрители выли от восторга. Из саванны им дружно подтягивали голодные гиены. Наконец царица призвала к себе Чернавку. Да, это действительно была Чернавка! Остальные актеры рядом с ней смотрелись Снегурочками. Царица приказала Чернавке взять соперницу, отвести ее в саванну и оставить на съедение гиенам. Черт ли сладит с бабой гневной. Чернавка повела царевну в саванну. Та причитала:

Жизнь моя!
В чем, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя!

Неизвестно было, пожалела ли Чернавка царевну или тайно любила ее, но в саванне она девицу развязала и отпустила на все четыре стороны. Вернувшись, Чернавка доложила царице, что царевна

Там, в лесу, стоит одна —
Зверю всякому видна.
Крепко связаны ей локти;
Попадется зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть.

На этом закончился первый акт. Зрители проводили актеров восторженными улюлюканьями, больше всех старался Жора Хилькевич, он сейчас ничем не отличался от чернокожих аборигенов — ни темпераментом, ни децибелами издаваемых им воплей.

— Ну как? — робко спросил Председатель. Он смотрел на Илью Константиновича, как смотрит начинающий режиссер районного театра на маститого московского профессионала, прибывшего посмотреть, как развивается в культурном отношении глубинка.

— Отлично! — искренне сказал Илья Константинович. — Ваши актеры могут рассчитывать на успех даже в нашей столице. Одна Чернавка чего стоит!

— Эта из соседнего племени, — сказал Председатель. — За талант мы ее взяли. Все-таки характерная роль.

Между тем занавес вновь подняли, и начался второй акт.

Королевич Елисей — огромный полуголый негр с картонным мечом на мускулистом бедре — позаламывал руки и отправился на поиски пропавшей невесты.

Невеста меж тем блуждала по саванне, шарахаясь от голодных гиен и леопардов, и набрела на большую хижину, крытую широкими пальмовыми листьями. За сценой послышался топот, ржание зебр и в хижине появились семь чернокожих богатырей. Некоторое время негры расхаживали по хижине, цокали языками и, сверкая белками глаз, все удивлялись, кто же так искусно убрался в хижине, хотя и убирать-то в ней особенно нечего было. Разумеется, после некоторых уговоров царевна к ним вышла. Ее, как водится, усадили в уголок, налили полную чашу арбузного самогона, но царевна от напитка воспитанно отказалась, лишь прикусила кусочек маисовой лепешки.

Семь названных братьев частенько выезжали в лес густой, где тешили правую руку или отрубали голову у заблудившегося в лесу степного жителя — татарина, хотя и неясно было, откуда в саванне эти самые татары взялись. Хотя чему удивляться было? Кочевой народ! Царевна, как водится, занималась уборкой хижины или готовила разные кушанья. Времени на это у нее много не уходило, все остальное время царевна звонко распевала романсы на слова Александра Сергеевича Пушкина. Через некоторое время богатыри подступили к царевне с нескромной просьбой: стать им всем женой. Но царевна сказала, что она любит королевича Елисея, и богатыри от нее сразу отстали: видно было, что нрав королевича и его обычай расправляться с врагом им был хорошо знаком.

Между тем царица снова взялась за свое зеркальце с дурацким вопросом, кто же все-таки всех румяней и белее и, разумеется, узнала, что Чернавка ей все наврала и царь-девица жива-здоровехонька. Сначала она хотела скормить Чернавку крокодилам, потом достала рогатку и приказала Чернавке найти царевну и отравить ее. На этом закончился второй акт.

— По-моему натурализма многовато, — поделился своим мнением Илья Константинович. — Особенно когда они хором в чаще правую руку тешат. Чистая порнография и пропаганда ручного секса.

— Позвольте, позвольте, — Председатель принялся торопливо листать затрепанный томик Пушкина. — Вот, страница триста сорок девять… Смотрите, смотрите!

— Да вы внимательнее читайте, — Илья Константинович взял томик в руки и откашлялся.

Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сарацина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь…

Закончив декламацию, Илья Константинович принялся объяснять зрителям, что именно имел в виду знаменитый поэт, но тут занавес открылся в третий раз, и все вернулись к созерцанию происходящего на сцене.