Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

— Слушай, — Нечаев перестал листать оперативно-поисковое дело. — А как насчет яйца? Ну, которое мистерии символизировало? На месте оно?

— Не было его, — твердо сказал Примус. — Я еще потом на квартиру заезжал, там дальние родственники собрались, лаются, барахло делят. Надо сказать, родственнички у Медника еще те! Как хоронить, их никого не было, а имущество делить приехали даже из Бугульмы. Но квартиру дали посмотреть. Нет там никакого яйца.

— Так, может, его кто-то из родственников того?.. — предположил Нечаев. — Отначил втихую от остальных?

— Не было, — убежденно сказал Примус. — Я потом с каждым родственником в отдельности профилактические беседы провел. Намекнул, что будут отвечать за присвоение вещественного доказательства. Они же Уголовного кодекса в жизни не раскрывали! Все упираются, никто не брал. И знаешь, Иваныч, я им верю. Только что ты за символ мистерий держишься? Медник его при жизни сплавить кому-то мог. Или подарить.

— Непохоже, — сказал начальник убойного отдела. — По всему видать, Илья Николаевич прикипел к нему. Что-то этот символ ему говорил, понять бы только — что? Знаешь что? Ты этого антиквара установи и выдерни, может, он чего интересного расскажет.

— Следак сказал, заслушивание в облпрокуратуре по этому делу готовят, — сообщил Примус. — Не иначе на нас хотят все просчеты свалить.

— Так рано пока, — посомневался Нечаев. — Неделя прошла.

— Значит, кто-то спрашивает серьезно за расследование.

— Ничего, — печально сказал Нечаев. — Бог не выдаст, свинья не съест. Михаил Кальмаевич — мужик справедливый, в обиду не даст. Да и работаем вроде пока активно, за что упрекать-то?

— Отпуск не дают? — безжалостно поинтересовался Примус.

— А вот этого, Коля, не надо, — сказал Нечаев. — Не фига грязным шилом в душевных ранах начальника ковыряться. А то ведь достанешь, я тебе самому тридцать первого декабря без десяти двенадцать рапорт подпишу.

— А я уже ходил в этом году, — грустно сказал Примус. — В феврале.

— Так ведь не последний год работаем, — помечтал Нечаев. — Будет еще время палку в колесо твоего велосипеда сунуть.

Антиквар из магазина на улице Пражской долго смотрел на фотографию Медника, увеличенную со снимка, имевшегося в бывшем первом отделе института, сейчас выполняющего функции обычного отдела кадров.

Вычислить его оказалось легко — он оказался единственным мужчиной, работающим в магазине. Был он маленький, сухонький и чем-то напоминал Примусу известного баскетбольного тренера Гомельского — щуплый, лысоватый и порывистый в движениях. Отложив снимок, антиквар долго и тщательно протирал очки, словно хотел их отполировать до немыслимого блеска. Потом надел их и вновь углубился в изучение снимка.

— Удивительно знакомое лицо, — задумчиво сказал он и поднял на Примуса виноватые глаза. — А вот никак я его не припомню. Нет, не могу. Вы уж извините, молодой человек, если бы это была вещь, которая проходила через мои руки, я бы царапины на ней вам назвал. А человека вспомнить — не получается! Извините!

— Скажите, — сказал Примус, — а в вашем магазине в этом году продавалось что-то вроде яйца, опоясанного змеей?

— Хо! — сказал старичок и вновь взял в руки фотографию, некоторое время разглядывал бледное изображение, потом бросил фотографию на стол. — Чего же вы мне сразу не сказали? Правильно! Совершенно верно! Этого человека звали Ильей, и он совершенно не разбирался в антиках. Знаете, есть люди, которым можно обычную гипсовую отливку современного лепилы продать по стоимости скульптур Фидия. Эти новые русские считают, что их дело платить деньги, а знать подлинную стоимость вещей должны те, кто эти вещи продает. Им самим цена нужна лишь для того, чтобы похвастаться перед знакомыми. Но этот человек, — старичок постучал желтым ногтем по фотографии, — этот человек не был новым русским. Ему просто понравилась символика яйца. Видите ли, это довольно интересная и старая копия символа сферических мистерий. Мистерии проводились древними гностиками, и яйцо символизировало космос, а змея — Творящий дух. А вместе они символизируют акт творения. Во время инициации скорлупа яйца разбивалась и из эмбрионального состояния, в котором он находился до внутриутробного философского рождения, на свет появляется человек. Я объяснил это покупателю, ему очень понравились демиург и ангелы, которых он использует для обустройства мира. Они ему так понравились, что он, не задумываясь, выложил за символ сферических мистерий две с половиной тысячи рублей. И вы знаете, у нас с ним состоялся интересный разговор.

Старичок помолчал, нервно пожевал губы. На маленьком лобике обозначились длинные морщинки.

— Конечно, мое дело продавать, а не задавать вопросы. Но меня заинтересовал этот Илья. Понимаете, он совсем не походил на человека, легко разбрасывающегося деньгами. И я поинтересовался, зачем ему это яйцо. Он засмеялся и сказал, что он и есть тот самый демиург, который пока еще не собрал своих ангелов, чтобы почистить этот мир и исправить его. И он спросил меня, доволен ли я жизнью.

— И что вы ему сказали? — не выдержал Примус.