— Ой, а вы знаете, Ванечка, мы сейчас из ресторана шли, а в тамбуре мужик стоит горбоносый такой, темнолицый и в белом плаще. Я только дверь открыла, а он ко мне шасть — мадам, разрешите взять у вас пробу крови? И в руках у него шприц. А Николай не растерялся — р-раз его по зубам! — Анфиса Ровная довольно наглядно показала, как сценарист Триглавский-Суюнбеков это сделал. — Раз! И мы дальше пошли…
Сценарист проявил признаки жизни.
— Упырь! — объяснил он. — Я их всегда бью!
Дверь в купе приоткрылась, и Таганцев увидел озабоченное лицо милиционера Спиридоныча. За ним в полутьме коридора виднелось ну очень горбоносое и смуглое лицо.
— Эти? — спросил милиционер и повернулся к Анфисе. — Ну что же вы, гражданочка! Это же форменное хулиганство. — Специально для Таганцева объяснил: — У нас при поездной бригаде медицинская экспресс-лаборатория работает, диагностику состояния организма любому желающему ставит. Ну, человек предложил этой гражданочке экспресс-диагностику пройти. И что же? Эта парочка изуродовала его по всем правилам, на ринге такого не сделают. И всего за каких-нибудь тридцать секунд.
— Так он же крови хотел! — возмутилась Анфиса.
— Ну правильно, — согласился милиционер. — Без анализа крови диагностирование вообще невозможно.
— Погодите, погодите, — сказала Анфиса. — Значит, мы его неправильно поняли!
— Зато он вас прекрасно понял, — мрачно заметил милиционер. — Медицинскому работнику два зуба высвистали, а вы, гражданочка, между прочим, его еще и коленом, — и Спиридоныч так сморщился, что без дальнейших объяснений было понятно, куда пришлось могучее колено Анфисы Ровной.
— Спиридоныч, — осторожно сказал Таганцев. — Ну не знаю… Ну нельзя так. Дайте я с потерпевшим переговорю, успокою его как-то…
— Это я его сейчас успокою! — пообещала Анфиса. — На всю оставшуюся жизнь.
Взгляд милиционера Спиридоныча остановился на бутылке коньяка, оставленной Таганцеву сошедшим создателем, холодное обещание безукоснительно следовать букве закона угасло в нем и уступило место способности к компромиссам.
— Я сам его успокою, — пообещал он. — Ну ошибся человек, не за тех вас принял. Вы мужика-то закиньте на полку, пусть не отсвечивает, ладно?
Вернулся он довольно быстро, сел ближе к столу.
— Эх, гражданочка, — сказал он, — С такой, как вы, опасно сталкиваться в темном переулке. Чем-то вы мне мою одноклассницу Анну Селиванову напоминаете. Шла она однажды по темному парку домой из кино, и покусился на ее юные прелести один подвыпивший мужичок. Народ, что по парку гулял, слышит из темноты отчаянный девичий крики: «Помогите! Помогите!» Ну, народ у нас сердобольный, кинулись на помощь. Когда прибежали, видят, Анна верхом на мужике сидит, обоими кулаками ему скулы рихтует и на помощь зовет. Один из спасателей посмотрел на насильника, у него ах челюсти свело от сочувствия. «Да чем же тебе, девочка, помочь? — спрашивает он. — Разве что насмерть его забить!»
Анфиса зарделась, бросила на Таганцева скользящий взгляд и потянулась к стоящей на столике бутылке.
— А давайте выпьем, мужики? — предложила она и умело вскрыла бутылку. — За женское счастье!
Милиционер Спиридоныч деликатно принял стаканчик, опрокинул его в себя, поставил стаканчик на столик и привычно занюхал выпитое согнутым указательным пальцем.
— Я вам так скажу, гражданочка, — вздохнул он. — Женское счастье — штука весьма неопределенная. Было у меня однажды на Привокзальной площади… Две подружки засиделись за интимными беседами о женском счастье за полночь. Ну, натурально, одна прошла другую провожать. Вдруг из — за киосков, как водится в такое время, выскакивает жадный до женских прелестей насильник. Хвать одну из гражданок и поволок по одному ему известному делу. Вторая, конечно, кричать! И так она кричала, что негодяй перепугался и сбежал. «Вот видишь, — гордо говорит крикунья подружке, — я твою честь, можно сказать, спасла, ну если не всю, так ее сохранившуюся часть. Если бы я не кричала»… — и даже глаза закатила, представив, что бы случилось, не подними она шума. Ну почти потерпевшая ей и говорит: «Подружка, ты хоть помнишь, что ты кричала?» — «Откуда! — говорит та. — Сама себя от страха не помнила!» — «Да ты кричала, — говорит та девица, которую обесчестить пытались, — очень даже громко кричала. Ура! ура! — ты вопила!»
Анфиса Ровная задорно посмеялась.
— А что это вы меня: гражданочка да гражданочка? — сказала она. — Меня, между прочим, Анфисой зовут. А давайте мы с вами выпьем на брудершафт, чтобы сразу и на «ты» и по имени. Вас как зовут?
Милиционер Спиридоныч кивнул:
— Это можно, — сказал он. — А зовут меня, Анфисочка, просто — Агафон. Для друзей и хороших знакомых — просто Фошей.
— Славное имя, — сказала Анфиса Ровная. — О Древней Руси заставляет вспомнить. — И пожаловалась: — Моих-то без фантазии родители ихние назвали: Александр, Алексей, Антон и Андрей. И все на букву «А». Помнится, я долго к этому привыкала!
Выпила, потянулась могучим крепким телом, распространяя по купе терпкий мускусный запах, и сказала прочувствованно:
— Соскучилась я по моим мальчикам!