Фантастические повести и рассказы

— Тебе что, десять раз повторять? Все прекрасно, великолепно, потрясающе! Что еще? Да, гениально, неповторимо, уникально! Посмотрел бы ты в книгу отзывов! — слышимость вдруг улучшилась, и он почти оглушил меня своим последним возгласом: — Заренский там почти целую страницу исписал!

— Да не ори же ты! — сказал я, инстинктивно отодвигая трубку от уха.

— Ну наконец-то, — он облегченно вздохнул. — Я чуть голос не сорвал.

— А что он написал?

— Сам прочитаешь. Бросай-ка ты всю эту волынку и дуй прямо в аэропорт. Утром уже здесь будешь.

Я заметил, что так и стою полусогнувшись у телефона, присел было на краешек диван, но сидеть не смог и снова вскочил. Мне хотелось подпрыгнуть до потолка, пройтись на руках от радости, совершить еще какую-нибудь глупость, но телефонная трубка приковывала меня к месту, и оставалось только идиотски улыбаться, сдерживая радостный смех, жадно ловить каждое слово Анно и мысленно представлять себе то, что он описывал. Но даже от одной попытки представить это захватывало дух!

— Слушай, Анно, — сказал я, прерывая его словоизлияния, — честно скажи — ты не врешь? Потому что если ты врешь, я тебе этого никогда не прощу.

— Он еще спрашивает! — заорал Анно в ответ. — Да народ тут просто без ума от восторга! Я тебе прямо скажу: ты — открытие сезона. Никак не меньше. Аренский не имел такого успеха! Да что Аренский! Бухов перевернется в гробу от зависти!

— Ну уж это ты хватил, — сказал я смущенно. — Мне до Бухова…

— Ну, между нами говоря, тебе до Бухова, конечно, расти и расти, мы-то с тобой это понимаем. Но факт налицо — твоя выставка становится событием сезона. Я же говорил тебе, что не надо психовать, что твой отъезд не имеет никакого смысла. Уж мне-то ты мог бы поверить. Что, легче тебе было там, вдали?

Я немного подумал.

— Не знаю. Кое в чем легче, кое в чем тяжелее.

— Ну вот, я же говорил!

— Ну а как там наши? Скажешь, и Гаранов тоже «вне себя»? Он же помнится, морщился.

— Только не падай. Лучше сядь. Гаранов совершенно изменил свое мнение. Он сегодня часа три шатался по залу, потом подходит ко мне и говорит: «Анно, я, пожалуй, был не прав». Ты от него раньше что-то подобное слышал? Я — нет. Даже не думал, что он способен произнести подобные слова и при этом не помереть. Признавайся, чем ты его купил?

— Обещал жениться на его дочери, — ответил я трагическим голосом. Дочка Гаранова развелась уже дважды, и оба бывших ее мужа успели так попортить ему жизнь, что он заранее возненавидел третьего, который придет им на смену.

— Ха-ха-ха! — засмеялся Анно. — Ну, теперь видно, что ты пришел в себя. Так как — вылетаешь назад?

— Нет. В конце недели, как и планировал.

— Ну что ж, может ты и прав, — голос Анно сразу посерьезнел.

— А что больше хвалили? «Мадонну», «Окно» или «Острова»?

— Старик, это все здорово это тоже хвалили. Но попутно. Главное, что там было — это твой «Дьявол». Как ты только добился этого, старик? И, самое главное — почему никто не заметил этого раньше?

— Стой-стой, да этого же не может быть. Какой «Дьявол»? Тот эскиз, что я написал в ноябре?

— Да.

— Так я же его даже не собирался выставлять. Это же так, мелочь.

— Старик, не скромничай. Твой «Дьявол» просто великолепен. Народ стоял перед ним такой плотной толпой, что с места было не сдвинуть. Я удивляюсь — где были мои глаза раньше? Как я мог этого не заметить? Видно, совсем замотался тут с подготовкой. Ты там на курорте мучился от безделья, а я всю неделю перед открытием бегал, высунув язык, даже передохнуть некогда было. Я ведь еще сегодня утром прошелся по залу, в угол, где «Дьявол» этот висит, тоже заглянул — ничего особенного не заметил. А вечером, когда народ разошелся, я туда подошел и битых полчаса простоял перед ним. Это я-то! Я! Ты же меня знаешь, я же черствый сухарь, которого мало что в искусстве способно тронуть — твои слова, между прочим — я проторчал перед «Дьяволом» битых полчаса!

— Но этого же не может быть, — повторил я растерянно. — Этого же просто не может быть. Это же не картина — так, баловство. Я же его намалевал за один день. Взял первое, что пришло в голову. От скуки.

— Старик, ты — талант! И не спорь!

— И не собираюсь. Но ведь «Дьявол» — далеко не главное из того, что есть на выставке.

— Ты — талант. Уже по тому хотя бы, что намалевал его за один день. Значит, в тебе есть сила, которая ищет выхода. «Дьявол» твой великолепен, он первым бросается в глаза, а все остальное отодвигается пока на второй план. Но это только пока. Если ты в это остальное вложил столько же силы, то и его тоже поймут. Чуть позже. Тебе теперь надо работать как можно больше. Самое главное — не останавливаться. Если ты сейчас остановишься, потом уже разгона взять не удастся. Если ты остановишься, то этот успех никогда больше не повторится. И не говори потом, что я тебя не предупреждал.

— Спасибо тебе, Анно, спасибо.

— Ладно, ладно. Будь здоров, отдыхай пока, но думай о работе. Я кончаю, а то так до утра проговорить можно. До свидания.

— До свидания, Анно.