Фантастические повести (Замок Отранто. Влюбленный дьявол. Ватек)

Было бы несправедливостью по отношению к памяти м-ра Уолпола утверждать, будто все, чего он добивался в «Замке Отранто», исчерпывается «искусством изумлять и вызывать ужас» или, говоря иначе, обращением к смутной, подспудной потребности людей в чудесном и сверхъестественном, глубоко сокрытой в тайниках их души. Если бы он стремился только к этому, то способ, избранный им для достижения такой цели, можно было бы с основанием назвать неуклюжим и ребяческим. Но цель м-ра Уолпола была более значительной и труднее достижимой. Его намерением было нарисовать такую картину домашнего уклада и обычаев феодальных времен, которая была бы достаточно правдоподобна и при этом полна движения благодаря участию в действии сверхъестественных сил, в существование которых истово верило непросвещенное общество той эпохи. «Земные» части повествования задуманы так, что они связываются с чудесными происшествиями, и в силу этой связи различные speciosa miracula[79] особенно поражают и впечатляют, хотя холодный рассудок не допускает их вероятия. Разумеется, для того чтобы человек образованный испытал в какой-то степени то чувство изумления и страха, которое должно вызываться сверхъестественными событиями, форма и содержание всей истории должны наилучшим образом способствовать действию этой главной пружины интереса. Всякий, кому в ранней юности довелось провести одинокую ночь в одной из немногочисленных старинных усадеб, которые пощадила новейшая мода, оставив неразоренным их изначальное убранство, вероятно, испытал мистический страх или даже ужас, вызываемый всей окружающей обстановкой и общей атмосферой: огромными и нелепыми фигурами, едва проступающими на поблекших гобеленах; далеким, глухим стуком дверей, отделяющих временного обитателя этих стен от всех живых; глубоким мраком, в котором тонут высокие лепные потолки; едва различимыми во мгле портретами древних рыцарей, некогда знаменитых своей доблестью, а может быть — и своими преступлениями; разнообразными неясными звуками, тревожащими угрюмое безмолвие полузаброшенного замка, и, наконец, ощущением, будто ты перенесен назад, в века феодального владычества и папских суеверий. В таких обстоятельствах суеверие становится заразительным, и мы почтительно и даже с содроганием внимаем легендам, которые только забавляют нас при ярком солнечном свете среди рассеивающих наше внимание зрелищ и звуков обыденной жизни.

Так вот, намерение Уолпола и состояло в том, чтобы посредством тщательно продуманного сюжета и заботливо воспроизведенного исторического колорита тех времен вызвать в сознании читателя сходные ассоциации и подготовить его к восприятию чудес, конгениальных верованиям и чувствам самих персонажей повествования. Феодальный тиран, злосчастная красавица, смиренный, но исполненный достоинства священник, самый замок с его темницами и опускными дверьми, молельнями и галереями, эпизоды суда, шествия рыцарей, битвы — словом, сцена, исполнители и действие — все реальное в повести — служит как бы аккомпанементом к сверхъестественному и чудесному и производит то же впечатление на ум читателя, какое может произвести ночью облик описанной нами залы с портретами и гобеленами на случайного гостя. Выполнение такой задачи требовало немалой учености, незаурядного воображения, недюжинного дарования. Ассоциации, о которых мы говорили, чрезвычайно хрупки, ничего не стоит нарушить и сломать их. Так, например, почти невозможно в наши дни возвести готическое здание, которое возбуждало бы в нас чувства, сходные с теми, что мы постарались описать выше. Оно может быть величественным или мрачным, оно может внушать нам возвышенные или печальные мысли, но оно не пробудит в нас ощущения мистического ужаса, неотделимого от зал, где звучали голоса наших далеких предков, где раздавались шаги тех, кто давным-давно сошел в могилу. Но в литературном произведении Хорас Уолпол достиг того, что он же в качестве архитектора, по-видимому, считал превосходящим возможности своего искусства. Далекая, суеверная эпоха, в которую развертывается действие его повести, искусно сооруженные готические декорации, степенный и, как правило, величаво-торжественный характер обхождения феодальных времен — все это постепенно располагает нас к приятию чудес, которые, конечно, не могли происходить на самом деле ни в какую эпоху, но в то время, когда развертываются события «Замка», не противоречили верованиям всего рода человеческого. Таким образом, целью автора было не просто изумить и устрашить читателя введением сверхъестественных двигателей действия, но и взвинтить его чувства настолько, чтобы он на некоторое время уподобился людям того грубого века, который

«Всем небылицам верил свято».