- Как можно лучше? - загремел г-н Вакербас. - Подите туда и посмотрите, как самая красивая в трех графствах местность обезображена этою бредовой мавританской бутафорщиной! Ее назовут: «Вакербасов сумасшедший дом». Я стану посмешищем во всей округе. Я не могу жить в этом отвратительном здании. Поддерживать его у меня не хватит средств, и я не хочу, чтобы оно загромождало мою землю. Слышите? Не хочу! Я буду жаловаться в суд, заставлю вас и вашего приятеля араба снести это здание, подам жалобу в Палату Лордов, если это окажется нужным, и буду бороться с вами, пока стою на ногах!
- Пока стоишь на ногах! - повторил Факраш ласково, - Это действительно долго, о, ты, сутяга!… На четвереньки, неблагодарный пес! - воскликнул он с внезапной и полной переменой тона. - И пресмыкайся с этого часа до конца твоих дней. Я, Факраш-эль-Аамаш, повелеваю тебе!
Было одновременно и тяжело и смешно видеть, как представительный и столь респектабельный г-н Вакербас вдруг упал вперед на руки, отчаянно силясь сохранить свое достоинство.
- Как вы смеете, сударь? - почти пролаял он. - Как смеете вы, слышите? Знаете ли вы, что я могу привлечь вас к суду за это? Я хочу встать. Я настаиваю на своем желании.
- О, презренный видом! - отвечал джинн, распахивая двери. - Вот отсюда! В конуру!
- Я не хочу! Я не могу! - завизжал несчастный. - Как вы думаете, могу я идти по Вестминстерскому мосту на четвереньках?… Что подумают обо мне чиновники в Ватерлоо, где меня знают и уважают столько лет? Как я покажусь своему семейству в… в таком виде. Позвольте мне встать!
До этой минуты Гораций был слишком потрясен и испуган, чтобы говорить, но тут чувство человечности и неприятие деспотических замашек джинна заставили его вмешаться.
- Г-н Факраш, - сказал он, - это уже слишком! Если вы не перестанете мучить этого несчастного господина, то между нами все кончено…
- Никогда! - сказал Факраш. - Он осмелился порицать мой дворец, который слишком великолепен для такого паршивого сукина сына. Поэтому пусть живет во прахе всю жизнь.
- Но я не порицаю! - тявкал г-н Вакербас. - Вы… вы совершенно не поняли… тех замечаний, которые я решился сделать. Это хороший дом, красивый и даже уютный. Я никогда не скажу против него ни слова. Я буду… да, я буду жить в нем… если только вы мне дадите встать!
- Исполните его просьбу, - сказал Гораций джинну, - или, клянусь, я никогда по скажу вам ни слова!
- От тебя зависят решение в этом деле! - был ответ. - И если я уступаю, то лишь твоему ходатайству, а не его. Ну, вставай, - сказал он униженному заказчику. - Удались и покажи нам ширину твоих плеч.
Это как раз был тот момент, когда Бивор, будучи, вероятно, более не в силах сдерживать свое любопытство, решился снова войти в комнату.
- Ах, Вентимор, - начал он, - не оставил ли я своего… Прошу извинения, я думал, что вы уже один.
- Не уходите, сударь, - сказал г. Вакербас, неуклюже поднимаясь на ноги, его обычно цветущее лицо отливало серым и лиловым. - Я… я хотел бы, чтобы вы знали, что после того, как мы спокойно переговорили о деле с вашим другом, г-ном Вентимором, и вот этим его компаньоном, я вполне убедился в неосновательности моих возражений. Беру все свои слова назад. Дом… гм… а-а… удивительно распланирован, очень удобен, поместителен и… а-а… незауряден. Полная свобода… от всяких санитарных приспособлений особенно говорит за себя. Одним словом, я более чем удовлетворен. Пожалуйста, забудьте все мои речи, которые можно бы истолковать иначе… Всего хорошего, господа!
Мимо джинна он прошел, не переставая кланяться, полный страха и почтения. Потом все услышали, как он почти скатился с лестницы. Гораций едва решился взглянуть Вивору в глаза, прикованные к джинну в зеленой чалме, который стоял поодаль в мечтательной задумчивости и со спокойною улыбкою.
- Послушайте, - сказал наконец Бивор Горацию вполголоса, - вы мне никогда не говорили, что вошли в компанию.
- Это не настоящий компаньон, - прошептал Вентимор. - Он только иногда кое в чем помогает мне, вот и все.
- Ему скоро удалось смягчить вашего клиента, - заметил Бивор.
- Да, - сказал Гораций, - он с Востока, видите ли, и у него… очень убедительные манеры. Хотите, я вас познакомлю?
- Если вам все равно, - ответил Бивор все еще вполголоса, - я предпочитаю уклониться. Сказать вам правду, друг, мне не вполне симпатична его внешность, и, по моему мнению, - прибавил он, - чем меньше вы будете иметь с ним дела, тем лучше. Он производит на меня дурное впечатление.
- Нет, нет, - сказал Гораций, - эксцентричный, вот и все… Вы его не понимаете.
- Узнай новость! - начал джинн, после того, как Бивор удалился к себе, полный подозрений и неодобрения, выражавшихся даже в повороте его спины и плеч. - Сулейман, сын Давида, покоится со своими праотцами.
- Знаю, - огрызнулся Гораций, нервы которого не могли в эту минуту выдержать еще беседу о Сулеймане. - Так же, как и царица Анна.
- Я не слыхал о ней. Но почему тебя не поразила эта весть?