И вот, сидя на узком карнизе и вдыхая в себя слабый, но довольно приятный запах хмеля, доносившийся с какой-то отдаленной пивоварни, он всячески пытался собраться с мыслями, но не мог. Вместо того взгляд его лениво следил за оживленно суетившемся толпой, которая не подозревала об ужасной драме, что разыгрывалась так высоко над ней. Под самым краем купола он увидел матово-белое стекло фонаря, у которого стоял крошечный полисмен, наблюдавший за уличным движением. Услышит ли он крик о помощи? Но если и услышит, чем может он помочь? Только разгонит толпу и пошлет за каретой «скорой помощи». Нет, Гораций решил не думать об этих ужасах, а сосредоточиться и изобрести способ перехитрить Факраша.
Как поступали герои «Тысячи и одной ночи»… Например, хотя бы рыбак? Он убедил своего джинна вернуться в бутылку, притворившись, будто сомневается, действительно ли он в ней помещался. По Факраш. хотя простоватый во многих отношениях, все же не был таким дураком. Иногда джиннов можно бывало смягчить и добиться отсрочки приговора, рассказывая сказку за сказкой, будто открывая одну за другой вложенные друг в дружку восточные шкатулки. К несчастью, Факраш не казался расположенным слушать басни, да и Гораций не сумел бы припомнить или сочинить что-либо в данный момент. «Сверх того, - подумал он, - не могу же я без конца сидеть здесь и рассказывать ему анекдоты. Я предпочитаю умереть». Но он вспомнил, что арабского эфрита почти всегда можно было вовлечь в спор. Они очень любили препирательства и не чужды были элементарных понятий о справедливости.
- Я полагаю, г. Факраш, - сказал он, - что, как и всякий осужденный, я имею право знать, чем я оскорбил вас?
- Перечень твоих проступков, - ответил джинн, - занял бы слишком много времени.
- Это ничего, - любезно ответил Гораций. - Я могу уделить столько времени, сколько вам понадобится. Я совсем не тороплюсь.
- Со мной дело обстоит иначе, - ответил джинн, - а потому не цепляйся за жизнь, ибо смерть твоя неизбежна.
- По прежде чем мы расстанемся, - сказал Гораций, - вы не откажетесь ответить мне на один или два вопроса?
- Не давал ли ты обещания никогда не просить у меня никакой милости? К тому же это ничего не изменит, ибо я бесповоротно решил уничтожить тебя.
- Я требую этого во имя великого Лорда-мора (мир и молитва над ним).
Это была отчаянная попытка, но она имела успех. Джинн заметно поколебался.
- Спрашивай, - сказал он, - но будь краток, ибо время летит.
Гораций решился в последний раз обратиться к чувству благодарности Факраша, так как, по-видимому, оно было главной чертой его характера.
- Ведь если бы не я, - сказал он, - то вы до сих пор сидели бы в бутыли, не так ли?
- Это и есть причина, по которой я решил истребить тебя, - ответил джинн.
- О! - мог только воскликнуть Гораций при столь неожиданном ответе. Последняя надежда изменила ему, и он быстро приближался к гибели.
- Желаешь ли ты задать мне еще вопросы, - осведомился джинн зловеще-снисходительным тоном, - или же готов встретить судьбу свою без дальнейшего промедления?
Горации решил не сдаваться. Пока ему не везло, но почему бы не продолжать игру, надеясь на шальную удачу?
- Я еще далеко не все сказал, - ответил он. - И помните, что вы обещали мне отвечать во имя Лорда-мэра.
- Я отвечу тебе еще на один вопрос, не больше, - сказал джинн твердым голосом. И Вентимор понял, что теперь его участь всецело зависит от слов, которые он сейчас произнесет.
18. КРИВАЯ ВЫВЕЗЛА
- Ну, каков твой второй вопрос о, дерзновенный? - нетерпеливо проговорил джинн. Он стоял, скрестивши руки, и смотрел сверху вниз на Горация, который все сидел на узком карнизе, не решаясь взглянуть вниз, чтобы не закружилась голова.
- Сейчас, - ответил Вентимор. - Я хочу знать, почему вы намерены разбить меня вдребезги таким варварским манером в оплату за то, что я вас выпустил из бутыли? Разве вам там было так хорошо?
- Там я, по крайней мере, имел покой, и никто не тревожил меня. Но, освободивши меня, ты коварно скрыл, что Сулейман давно уже умер и что вместо него царит владыка, в тысячу раз более могучий, угнетающий род наш трудами и муками, перед которыми ничтожны все казни Сулеймана.
- Что такое вы еще вбили себе в голову? Неужели вы имеете в виду Лорда-мора?
- А кого же кроме? - торжественно ответил джинн, - Хотя на этот раз я хитростью избег его мщения, однако хорошо знаю, что он скоро захватит меня в свою власть при помощи ли драгоценного талисмана, который висит у него на груди, или силою того коварного чудовища с мириадами ушей, глаз и языков, которое ты зовешь «Прессою».
Несмотря на свое отчаянное положение, Горации не мог удержаться от хохота.
- Простите, пожалуйста, г. Факраш, - сказал он, как скоро к нему вернулся дар слова, - но… Лорд-мэр! Это уж чересчур нелепо! Да ведь он и мухи не обидит!