Уединившись на болфе в стартовой зоне, Голли в первую очередь отдышался. Анализировать ситуацию было бесполезно. Никакой аналитической взаимосвязи происходящего с произошедшим он не видел. Скорее, это напоминало инстинктивный порыв, один из тех проблесков сомнительной "аритаборской" интуиции, в которой он мало что смыслил. Отец обучал его странной науке человеческой психологии на личном примере, не утруждаясь разъяснениями, будучи уверенным, что сыну эта наука никогда не пригодится. О, если б только старый Гренс знал, как был не прав! Если б только старый Гренс знал, какую смуту творил в душе ребенка. "Когда-нибудь я сделаю из тебя человека!" - кричал он всякий раз, когда Голли удавалось вывести его из себя. От этих слов маленький акрусианин убегал на чердак, потому что не мог понять их сокровенного смысла. "Почему ты не сделал из меня человека? - недоумевал он теперь. - Почему я, зная о людях все, не научился их понимать?" Он проверил маневровые системы по очереди, вручную приводя их в нейтральный режим и запирая кодом, вскрыть который не смог бы даже Суф. Вывел из летного архива "картинку" панорамы, не имеющую ничего общего с аритаборским астропейзажем и несколько раз проверил надежность страховочной блокировки, на случай, если Альбе удастся вскрыть панели управления. Но Альба, появившись на корабле, первым делом подозрительно оглядел его самого. - Если эта штуковина привезет меня на Землю или в ЦИФ, так и знай, я вернусь и рассчитаюсь с тобой за все. - Ой, как страшно! - огрызнулся Голли. - Сейчас нырну в лианы, только сперва отправлю тебя подальше и буду очень признателен, если ты мне поможешь. Гляди сюда: это блок аварийной связи... - Ничего не хочу знать! - Альба закрыл глаза и заткнул уши. - Только отправь меня в зону, из которой Латин вытащил Феликса и больше ни слова, даже не смей за мной следить. - Не знаю, что ты задумал... - Пожалуйста, - взмолился Альба, - ответь мне на вопрос, только искренне, как землянин землянину, как ты считаешь, животные могут думать? Голли опешил. Он ожидал провокации, но совершенно не с той стороны. - Могут, конечно. Только не так, как люди. - А как? Представь себе привязанного к забору йогурта, который дернулся бежать за кошкой. Что он думает? Ах, эта проклятая цепь, которая меня не пустила. Правильно же? - Допустим, - согласился Голл. - А что думает в этой ситуации человек? Ах, этот чертов кретин, который привязал меня к забору. Да? Что думает в этой ситуации гуманоид Ареала? Ах, эти чертовы обстоятельства, которые сложились так, что вынудили одного несчастного кретина всякий раз привязывать меня к забору! А что в этой ситуации будет думать мадиста? - Ну, продолжай. - Никогда. Не смей больше никогда спрашивать, о чем я думаю. И не рассчитывай, что тебе удастся контролировать мои мысли. - Вот теперь я понял, о чем ты думаешь, маленький беспомощный фантазер. Ты возомнил себя мадистой и боишься, что Феликс тебя раскусит. Иначе ты бы не удрал со стенда и не рвался б отсюда... Альба собрался возразить, но передумал и демонстративно повернулся к Голли спиной. - Оставь меня одного. - Противно смотреть, когда ты такой. Уж лучше бы сидел у отца на хуторе, произнес Голли и так же демонстративно покинул корабль. "В этой ситуации нормальный человек просто обязан как следует хлопнуть дверью, -- рассуждал он, - теперь я понял, отчего мне так неуютно". Точнее, он понял это, наткнувшись на одно из стихотворных излияний, которые отец бережно подбирал за Альбой: "В пустой кромешной темноте мне двери не найти. Мне неуютно было жить. Я чувствовал себя чужим, но как же мне уйти?" Отсутствие дверей! Неужели этот юный сочинитель иногда бывает прав? Может, не стоило ему мешать? Может, отпустить его пока не поздно? - но корабль уже зашел на дальнюю орбиту. - "Поздно", - успокоил себя Голли и еще раз прогнал в памяти последние показания бортовых панелей, не оставил ли он лазейку для маленькой гадкой "мадисты", которая за последние дни утомила его больше, чем самый дальний перелет.