Фантастические тетради

Зенон понимал все на свете. То, что повел себя, как оголтелый кретин. Что, даже если бы удалось пригрунтовать фрегат у горы, Эссима все равно бы не позволил контакта. А даже если б позволил — вряд ли поздние альбиане в предбаннике апокалипсиса смогли бы выдать ему спасительный рецепт. Не понимал Зенон одного-единственного, почему его товарищ так расстроен и озадачен поломками корабля, который вышел с агравитантов и, вероятнее всего, там же сгинет. Во всяком случае, еще бесконечное количество раз будет иметь возможность вернуть себе естественно-первозданную форму, если только можно причислить к Естеству порождение манустрала. Эссима убивался над каждой треснувшей доской, словно она являлась последним мостиком, связующим две Вселенные. Причем убивался без малейших признаков фальши, так свойственной ему в ситуациях, гораздо менее трагических. Еще немного — и, по логике жанра, он должен был помешаться с горя, оставив пришельца блуждать по мокрым пескам. Вместо этого Эссима снова вскарабкался на подоконник.

— Как теперь прикажешь отсюда выбираться?

— Мы вроде бы еще на твоей планете. Выбирай транспорт сам.

— Прекрасно! Только, знаешь ли, бронированного вездехода я в контейнерах базы не нашел.

— А как ты сюда забрался?

— Как… как… — злился альбианин, — вляпаться дело нехитрое. А вот выплывать-то куда? — Он указал на зеркальную линию водного горизонта, над которым, едва заметным облаком возвышалась ровная дуга и, отражаясь на поверхности, производила впечатление громадного сигароподобного объекта.

— Болф? — Воскликнул Зенон. — Ты пригрунтовал его здесь?!

— А что мне оставалось!.. — кричал в ответ альбианин. — Я-то уберу за собой… А кто утащит на место битый фрегат? Он не должен валяться в таком виде.

— Твоя планета, — рассердился Зенон, — делай что хочешь, а мне надо закончить схему до потопа. Так что решай: либо ты поведешь меня, либо я пойду сам.

— Балда ты, балда, — сокрушался над ним альбианин. — Потопа не будет. На Альбе больше никогда не будет потопов.

Болтающейся походкой, вяло и неспешно, размахивая широким подолом халата, подпоясанного на талии, впереди шел Эссима и, чтобы развлечь себя на марше, выдавливал голыми ступнями узоры на влажном песке. По свежему следу, столь же неторопливо, но гораздо более целеустремленно продвигался Зенон. За Зеноном волочились лохмотья нарезанного папируса, испещренного сплошной линией графического узора, предназначенного для ориентировки. Но, вместо того чтобы ориентировать себя во времени и пространстве, покуда местность еще не утратила постоянства формы и простоты сути, Зенон лихорадочно анализировал произошедшие события, анализировал результаты анализа, затем результаты результатов, и его вместительный мыслящий аппарат распирало от нагромождения абсурда. Страшно было представить, что за всю жизнь он не натворил столько глупостей, сколько за истекшие сутки. Глупостей вселенского масштаба с отвратительными последствиями для репутации манустролога. Точка отсчета дегеона находилась близко… Возможно, была видна с летящего над облаками фрегата. Все рухнуло вмиг. А главное, виновником провала, всецело и однозначно, являлся он сам. Это был именно тот исключительный случай, когда переложить вину на обстоятельства или на шатающегося впереди субъекта не было никакой моральной возможности. Хотя обстоятельства, как и субъект, самим провидением были посланы для того, чтобы принять на себя вину за все промахи и фальшь-старты в гуманистических устремлениях цивилизации.

Странные мысли посещали Зенона на этой дикой равнине, зажатой между скалами и океаном. Жуткие мысли. Оттого, что этот мокрый пейзаж не имеет никакой логической преемственности с его намерением закончить расчет. Оттого, что его родной Ареал в этой природе пространства не существует и, более всего прочего, потому, что в данной природе вещей не существует ничего, кроме мерзавца Эссимы и планеты привидений.