Фантастические замыслы Миная

— Да, брат, не родит наша матушка, опаскудили мы ее! — продолжал Фрол, не работая.

— Опаскудили — это верно.

— Так опаскудили, что и приступиться к ней совестно.

Разговор долго стоит на том, как и в какой мере парашкинцы опаскудили свою землю. Наконец Фрол переменил разговор:

— Земля-то не рожает задаром.

— Как же можно! Ежели к ней с пустыми руками сунуться, так окромя пырею — что ж получишь?

— Земля поит, кормит, ну, тоже и ее надо поить-кормить.

— Да как же без этого? Без этого бросай все — и больше ничего, — подтвердил и Минай.

Снова настало молчание. На этот раз оно не прошло даром для Миная. Эти сапоги, этот хлеб, которого до Миколы не хватит, обескуражили Миная. Он порылся в голове и припомнил.

— Слыхал я… сказывал мне на базаре… как его? шут его возьми! совсем из памяти вон имя-то… Как его, лешего?.. Еще лысый мужичонко-то, семой двор у его от конца в Кочках. — Говоря это, Минай вопросительно и с отчаянием водил глазами по избе и старался припомнить имя лысого.

— Захар, что ли?

— Во, во, во! Захар… он самый Захар и есть! Ну, сказывал: придел, говорит, скоро будет; уж это, говорит, верно.

— Так, — сказал Фрол, не отрываясь от работы.

— Беспременно, говорит.

— Так, так, — Фрол, видимо, начинает злиться. Когда он говорит "так", то всякий знает, что он думает иначе. Минай также это знал и потому вдруг пришел в смятение, чувствуя, что хлеба не только до Миколы, а и до Покрова не хватит.

— Ты как на этот счет, Фрол? — спросил Минай.

— Что ж на этот… По моему рассуждению, лучше лежа на печи сказки сказывать, а не то чтобы… — возразил Фрол и умолк, так что Минаю, хотя и взволнованному его словами, говорить больше нечего. Он начинает о другом:

— А то еще сказывал мне он, этот самый Захар, быдто черную банку заведут, — выпалил Минай.

На этот раз поражен был Фрол. Он перестал работать и с выпученными глазами смотрел на Миная. Как он ни привык хранить все внутри себя, но сообщение Миная ошеломило его.

— Это что ж такое!

— Черная банка, для черняди, стало быть, банка, для хрестьян, — пояснил Минай, довольный тем, что Фрол смотрит на него во все глаза.

— А для какой надобности?

— Банка-то? А гляди: желаем мы всем опчисвом прикуп земли сделать, и сейчас, друг милый, первым делом в банку… "Что, голубчики, надо?" — "Так и так, земли прикупить желаем". — "А станете ли платить?" — "Платить станем, уж без этого нельзя". — "Ну хорошо, ребята, дело доброе; сколько вам?" — "Столько-то…" Вот она какого рода банка! — кончил Минай.

Минай во время этого пояснения поднимался, снова садился, ерзал по лавке и волновался. Очевидно, он верил в свою "банку" и старался убедить Фрола в действительном существовании ее. Он желал бы еще нахвастать с три короба о своей чудесной "черной банке", но Фрол остановил его вопросом:

— А скоро?

— Заведут, говорит, скоро.

— Так.

Надо питать глубокое отвращение к "жисти", чтобы схватить на лету слух, перелгать его и превратить в "черную банку". Откуда Минай почерпнул этот слух и как обращался с ним — неизвестно. Известно только, что он крепко оседлал его и ездил на нем очень долго, добившись одного: он забыл на время "Миколу", потому что ждал "черной банки".

Уходя на этот раз от Фрола, он был в полной уверенности, что теперь уже недолго мотаться ему и что голодухе скоро придет конец. Однако, находясь уже около двери, он спросил у Фрола:

— Заплаточки, стало, нельзя?

— Никак нельзя, — отвечал Фрол.

Это очень огорчило Миная; но, разумеется, ненадолго. Прошел день, и Минай снова глядел на божий мир легкомысленными глазами.

А легкомыслие его день ото дня становилось поразительнее. Фантазии о "черных банках" — это еще что! Это только потребность замазать трещины "жисти". Дело становилось хуже. Минай все реже и реже ездил в чудесные сферы — некогда было. Он только топтался на одном месте. Ему приходилось считаться только с настоящею минутой, отбросив все помыслы о будущем.

Он теперь уже жил из недели в неделю, изо дня в день, не больше. Проживет день — и рад, а что дальше — плевать. По большей части выходило так, что в начале дня он мрачно выглядел, а под конец весело и легкомысленно хлопал глазами. Это происходило оттого, что в начале дня или недели он метался, отыскивая полмешка муки, а под исход этого времени мука находилась. Он быстро переходил из одной крайности в другую: то беззаботно свистел (мука есть), то ходил с осовевшими взорами (муки нет). От отчаяния он быстро переходил к радости, которая была необходима, как отдых.

Чем дальше, тем хуже. У Миная постоянно наготове был мешок, с которым он ходил одолжаться мукой. Приходилось толкаться в двери барина, или Епишки, или некоторых других богачей. Выбора не было. Но барин всегда нажимал: неумелый, он то зря бросал деньги, то нажимал. А Епишка был еще хуже; он просто опутывал человека так, что после этой операции тот и шевельнуться не мог.