Фантастический альманах «Завтра». Выпуск второй

— Да всеми теми, о каких я сейчас говорил. Чего же вам еще? — с заметным раздражением пробурчал старик.

Я опять замолчал.

Когда мы, по моим расчетам, прошли несколько миль и я так ничего и не увидел, кроме однообразных улиц да «блоков»-зданий, похожих одно на другое, мне вздумалось спросить:

— Разве здесь нет магазинов или вообще торговых и ремесленных заведений?

— Нет. На что они нам? — ответил провожатый. — Государство питает и одевает нас, дает нам жилище, оказывает медицинскую помощь, моет, бреет, красит, причесывает нас, а когда помираем — хоронит. Ни в каких торговых и ремесленных заведениях мы не нуждаемся, поэтому их и нет.

Чувствуя некоторую усталость, а главное — жажду, я немного спустя предложил новый вопрос:

— Нельзя ли нам зайти куда-нибудь, где я мог бы напиться? У меня страшно пересохло горло.

— Напиться?! Что такое значит «напиться»? — удивился мой спутник. — У нас после обеда дается полпинты какао. Может быть, вы об этом говорите?

Я понял невозможность объяснить ему мою потребность напиться просто воды или чего-нибудь в этом роде, потому и сказал:

— Да, да, какао. Говорю вам: мне очень хочется…

— Ну, а я говорю вам, что какао подается у нас только к обеду! — резко прервал меня старик.

Я снова должен был замолчать и покориться своей участи — ждать обеда.

Мимо нас проходил молодой человек с благообразным лицом, но однорукий. Еще раньше я заметил несколько одноруких и одноногих. Это явление поразило меня, и я спросил об его причине.

— Это тоже объясняется очень просто, — ответил старик. — Когда у кого-нибудь из молодых людей замечается превышение в росте или в силе сверх установленной средней нормы, то у него отнимается нога или рука, чтобы привести его в равновесие с другими. Мы, так сказать, низводим его до нужного уровня, без которого также немыслимо равенство. Природа частенько ошибается в своей мерке; она никак не хочет приучиться работать по той мерке, которая нам нужна, и мы исправляем ее ошибки.

— Значит, вы не вполне еще подчинили себе природу? — съехидничал я.

— Увы, нет еще! — со вздохом промолвил старик. — Стараемся, но все еще далеко не с полным успехом. Положим, — с гордостью добавил он после непродолжительного молчания, — во многих отношениях мы уже посбили с нее спеси.

— Ну, а что вы делаете, когда среди вас является человек с умом выше нормы? — с тем же ехидством продолжал я.

— Это бывает очень редко, но когда случается такая ненормальность, то мы просто-напросто вскрываем у данного субъекта череп и производим над его мозгом некоторую операцию, после которой он становится вполне нормальным.

Сказав это, мой спутник снова помолчал, очевидно погруженный в раздумье, потом добавил:

— В первое время мне казалось очень грустным, что мы не можем повышать умственные способности людей, а умеем только понижать их, но с течением времени я примирился с этим.

— И вы находите справедливым такое искусственное… или, вернее, насильственное понижение природных умственных способностей? — спросил я.

— Конечно. Разве я могу считать это несправедливым, раз исключена возможность повышать эти способности? — ответил мой собеседник.

— Почему же не можете? — приставал я.

— Потому, что так постановлено большинством, — смиренно проговорил старик.

— Неужели вы находите, что ваше большинство не может быть несправедливым? — вырвалось у меня.

— Разумеется нет. Большинство не может быть неправым, — тоном глубокой убежденности промолвил мой спутник.

— Ваше мнение разделяется и теми, у которых вам приходится обрезывать мозги? — не унимался я.

— Нет. Но много ли их? — передернув плечами, произнес старик. — Мы с ними не считаемся.

— Однако, по-моему, и меньшинство имеет право на сохранение своих рук, ног и мозгов, — возразил я.

— Меньшинство не имеет никаких прав, — раздалась суровая отповедь со стороны моего собеседника.

— Следовательно, тому, кто пожелал бы жить среди вас, необходимо примкнуть к большинству, чтобы не…

— Разумеется! — оборвал меня старик, угадав мою дальнейшую мысль. — Только таким путем он и может избавиться от больших неудобств.

Мне надоело бродить по этому скучному городу, и я спросил, нельзя ли для разнообразия выйти за его черту, на простор полей.

Мой провожатый ответил, что это можно, но предупредил:

— Едва ли и там покажется вам интересно.

— Почему? — удивился я. — В мое время за городом было так хорошо. Там были зеленые, усыпанные цветами луга, от которых несся такой упоительный аромат, когда по ним проносился летний ветерок; были прекрасные ветвистые деревья, населенные пернатыми певуньями; были обвитые розами прелестные коттеджи.