Фантастический альманах «Завтра». Выпуск второй

Наргес, пятясь, вышел, а Рервик вновь залез в гамак и погрузился в мрачные размышления. К действительности его вернул визг тормозов. Корабль задрожал, качнулся и замер[6]. Рервик стал вслушиваться. Топот тяжелых ботинок. Отрывистые голоса — по-видимому, команды. Вскрик — не женский ли? Андрис подошел к двери и замахнулся кулаком — стучать, но в эту минуту дверь отворилась. Вошли двое — стюард и другой, в той же форме, но огромного роста, на голову выше и вдвое толще Андриса, который и сам был мужчиной крупным. Стюард молча подал Рервику широкую ленту и показал на глаза. «Средневековые штучки», пробормотал Андрис, завязывая узел на затылке. Амбал убедился, что повязка прилегает плотно. Потом взял Андриса за локоть и повел. Пахнуло сыростью. Двадцать ступенек вниз по трапу. Ветер, редкие капли дождя. Под ногами мягко. Каблуки вдавливаются в землю. Рервик проволочил ногу похоже, трава. Шли не более получаса. Наконец каблуки застучали по камню, пропали капли, исчез ветер. Несколько поворотов, лязг запоров. Негромкие реплики встречных. Лифт, спуск, снова коридор. Нежное движение воздуха, сладковатый запах духов, нет, не духов, пожалуй. Смолы? Ноги ступали по чему-то упругому. Остановка. С пленника сняли повязку.

Андрис был в помещении, отрезанном от мира разного рода портьерами, ширмами, экранами. Складки материи уходили далеко вверх, сходясь в глубокой полутьме. Под ногами толстый пурпурный ковер. Там-сям, без видимого порядка, низкие белые столики, подушки. С каждой стороны камина, большого, тяжелого, — светец с курящимися пахучими палочками. Конвоиры исчезли. Рервик был один. На ближайшем столике он обнаружил поднос, подгреб пару подушек, сел и приступил к делу. Отвар из очень толково смешанных овощей и трав, орехи вестуты в соленом тесте, печеные бананы с медом. Не успел Рервик сытым жестом отодвинуть стакан кисловатого сока, оставившего нежное послевкусие на языке, как явился юноша в белом мундире и убрал поднос, пятясь и кланяясь. Рервик поднялся. Из-за ширмы показалась высокая женская фигура. Одновременно стал ярче свет люстры.

— Рада видеть Андриса Рервика у себя. Там, на Лехе, нам не удалось познакомиться. Это не моя вина, а скорее беда — ведь именно для знакомства с вами я прилетела на родину. Стыдно признаться, но цель знакомства виделась мне не совсем бескорыстной. Да и может ли сам Рервик надеяться на бескорыстное отношение? Его слава, увы, делает такую надежду призрачной…

Грубая лесть в сочетании с пленительными манерами обескуражили Рервика. Он сделал попытку прервать Салиму, но она царственным жестом предложила ему сесть рядом и продолжала свою речь:

— По роду занятий мне часто приходится бывать на Лехе, и каждый раз сложные, противоречивые чувства наполняют мое сердце. Родина. Для изгнанника это слово значит не в пример больше, чем для полноправного гражданина. Много чужого, враждебного народилось там за эти годы. Странное, оскорбительное шутовство охватило всех и вся. Карнавал без конца и без края. Признак духовного здоровья народа, скажете вы. Полнокровный смех, жизнерадостные развлечения. Отброшен страх перед властью. Да, да, это так. Но вместе со страхом пропали и внутренняя собранность, напряженность, энергия… Вместе с ограниченностью и жаждой повиноваться ушли жертвенность, самоотверженность, целеустремленность. Оборвалась трагическая струна, натянутая некогда в сердце всякого лехиянина. А величие и трагедия идут рука об руку. Возьмите историю…

— Не хочу, — решительно сказал Андрис.

— Чего вы не хотите?

— Послушайте, я желаю знать, зачем меня погрузили в корвет и притащили в эту пещеру Монте-Кристо. Кстати, вас здесь все равно найдут.

— Как вы прямолинейны, Рервик! Вы не дали мне докончить. Я хочу лишь убедить вас, что не так все призрачно в прошлом моей родины, как вам представляется. Отец — не монстр, не был им никогда. Его сердце кровоточит. Он, как и я и как — я уверена — вы, хочет одного — справедливой оценки всего содеянного им и при нем. А поскольку вы — лучший режиссер нашего времени — собираетесь включить историю Леха в контекст огромного полотна, посвященного уродливым проявлениям власти, мы хотим, чтобы вы знали правду. Ведь справедливость требует, чтобы были выслушаны обе стороны, не так ли?

— Я бы выслушал сообщение о том, где находится Марья Лааксо.

— Очень близко от нас. Мы рассчитываем на ее содействие.

— Что-что?

— Эта в высшей степени благоразумная женщина поможет вам рассказать правду об отце.

— Когда я ее увижу?

— Как только я уйду.

— Так уходите!

Такого Салима, видимо, не ожидала. Она резко поднялась и тут же снова села, но не рядом с Рервиком, а поодаль. Помолчав, она сказала:

— Вам здесь будет удобно, надеюсь. Сейчас вас проводят в вашу комнату. Если будет нужда в чем-либо — кроме свежего воздуха и неба над головой, — обращайтесь к Наргесу.

Теперь она встала вполне величественно и, чуть приподняв длинные юбки, направилась к ширмам.