Фантастический Калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том I

Звук доносился откуда-то снаружи. Голова раскалывалась от дикой боли. Я с трудом разомкнула глаза. Сквозь мутную пелену я увидела пятно света и застилавшую его фигуру Зелимхана. Дворник смотрел на меня, качал головой и укоризненно цокал языком. Точильный камень в его руке снова и снова взлетал в воздух и звучно шлёпался назад точно в центр грязной ладони.

Цок-цок. Шлёп-шлёп.

Подношение Гог Гогачев

Если бы я дала вам своё ясное небо,

Золотые поля, полные зерна,

Сильные ноги и неутомимые сердца,

Океан, спокойный, как озеро,

Поклонялись бы вы, молились бы,

И не забывали бы моё имя – Умай?

Shireen, «Umai».

Ночное небо глазело на идущих словно исполинское чудовище. Щерилась в улыбке тонкая пасть народившейся луны, подмигивали вразнобой мириады звёзд-глазков. Освещённый ими путь казался волшебным, потусторонним. Дорога огибала одинокие хибары на окраине посёлка и кончалась внезапно, у самого обрыва. От неё вниз, к озеру, сквозь густое разнотравье, змеилась едва приметная тропка.

Двое неспешно пробирались через заросли. Впереди, налегке, шагал высокий человек в потрёпанной камуфляжной куртке. Его седая взлохмаченная голова и бородатое лицо, взборонённое сеткой морщин, смотрелись необычно на фоне лёгкой походки и ладно сбитой фигуры.

За ним, осторожно ступая, следовал юноша. Худой, невысокого роста, лет пятнадцати на вид, а может и того младше. То и дело останавливаясь, он запрокидывал голову к звёздному небу, отбрасывал со лба непослушные тёмные волосы, и, открыв рот, застывал, поражённый.

Высокий усмехнулся в бороду, дымные колечки веселее стали разлетаться из-под густых усов, растворяясь в темноте. Указательным пальцем он сбил уголёк папиросы, щелчком отправил погасший окурок куда-то в кусты. Бросать на землю горящие сигареты местные себе не позволяли никогда – посёлок не раз страдал от случайных пожаров.

– Гляди, гляди, малец. Такого в этих ваших москвах и не увидишь. Это, брат, истинно – богатства русские, достояние! Не то что ваш «Газпром».

– И ничего он не мой.

Парень смотрел по сторонам, вглядывался в темноту, вдыхал ночные ароматы. Казалось, нет уже трёх дней пути в плацкартном вагоне, нет раздражения и обиды на родителей, бесцеремонно сплавивших его на лето к бабушке, в Иркутскую глушь. Нет надрывного крика в ушах, звона разбитого стекла, скрежета металла… Всё искупила благодать ночного озера.

Где-то во дворах взахлёб залаяли собаки, прогнав очарование. Понемногу мысли его вернулись в будничное русло.

– Дядь Миш, а если поймают?

Бабушку он раньше видел лишь однажды, у кого-то из родственников на поминках, а с её племянником вообще знаком не был. Парень ещё не до конца определился в своём отношении к дяде Мише. Одного неполного дня оказалось явно недостаточно, чтобы разобраться в смеси любопытства, страха и симпатии, которую он испытывал к авторитетному, харизматичному браконьеру.

Дядя Миша крякнул.

– Кончай, Андрюха, херню нести. «Поймают»! Меня хер поймаешь, понял? Вон, пусть дурачков этих ловят, – он неопределённо кивнул в сторону посёлка, – а меня замотаются ловить. Здесь дед мой омуля промышлял, отец, твоей бабки брат, промышлял, так и мне на роду написано.

– Не, а если?

– Ну «а если», так в Рыбнадзоре тоже люди, смекаешь? Семью нашу здесь знают и уважают.

– Значит, всё схвачено?

– По жопе отхерачено. За мной повёртывай.

Дядя Миша резко свернул с тропки вправо. Если бы Андрей не видел место, где скрылся его провожатый, он бы ни за что не заметил проход, затерявшийся среди непролазных зарослей. Раздвигая высокую траву и ветки кустарника, парень двинулся следом.

Пройдя с десяток шагов, они подошли к деревянному строению, одна стена которого уныло клонилась к земле. Покосившийся сарай окружали остатки низкого забора, налаженного из деревянных кольев, обрывков рабицы, досок и разнородного хлама. Фазенда, как в шутку называл это место дядя Миша.

Дверь, на удивление, распахнулась без скрипа. Пахнуло сыростью, рыбой, бензином и табаком. Привычные для юноши городские запахи смешались с запахами озера, воздух наполнился причудливым духом. Запах бензина и горячего металла, жар, железный привкус во рту и повисший в воздухе крик… Андрей тряхнул головой, не позволил воспоминаниям захватить себя.

– Ду и водища, – он зажал нос, искажая слова.

Не обращая внимания на колкость, дядя Миша щёлкнул выключателем. Сарай осветился неровной желтизной сорокаваттки.

– Прошу располагаться.

Андрей огляделся. В небольшом помещении почти не было мебели, только старая облупившаяся скамья у стены, да перевёрнутый колченогий табурет. По стенам были развешаны рыболовные снасти, названия большей части которых Андрей не знал. Сети, канаты, лески, различные поплавки и рыболовные крючки – всё хранилось аккуратно, в строгом порядке.